Мне есть что сказать вам, люди - [23]

«Да, — подумал Камил Файзиевич, — какое огромное мы дело делаем. Люди видят, знают и благодарны за это».

— Правильно, нужно ломать старое и строить новое, — продолжал Саттар-ака.

— Вот и хорошо, Саттар-ака, пришлите, пожалуйста, завтра внука в райисполком — пусть оформляет ордер на новую квартиру!

— Спасибо, сынок, обрадовал. Только вот беда…

— Какая беда? — обеспокоился Камил Файзиевич.

— У меня тут виноградник, не пересадишь его сейчас.

— Да, жаль, — призадумался Камил Файзиевич.

…Не прошло и недели, как Саттар-ака с семьей переехал в новую четырехкомнатную квартиру. Радовало здесь старика все: и теплая ванная, и паркетные полы, и то, что первый этаж. Только переживал он за свой виноградник. Связано это было с давней историей.

В 1945 году вернулся Саттар-ака с фронта. Шесть месяцев, что провалялся в госпиталях, показались для него столетием. Две тяжелые раны, полученные в боях, плохо заживали. Вскоре умерла жена, Карамат-апа. Умерла, так и не сказав мужу о том, что получила на каждого сына по похоронке.

Рядом с больницей был детский дом. Лежа у окна, он подолгу смотрел на играющих детей и думал: «Будь проклята, эта война! Сколько горя она принесла».

Когда дело пошло на поправку, он несколько раз заходил в детский дом с просьбой дать ему на воспитание одного мальчика. Но получил отказ. После выздоровления ему предложили работу в детском доме заведующим хозяйственной частью. Он согласился. Возвращался домой поздно. Да и что было делать ему, одинокому человеку, дома? Его очень радовало, что дети быстро к нему привыкли. Да и он без них уже не мог. Только беспокоило его одно: врачи часто говорили, что детям не хватает витаминов, сахара. Тогда и посадил он у своего дома двенадцать кустов винограда. Уже через два года они дали хороший урожай. Не для него — для ребятишек из детского дома.

Забот у него прибавилось. Но эти заботы доставляли огромную радость. Как-то осенью года приехала навестить его невестка Санобар. Он сразу понял, что плохо внуку в ее новой семье. И тогда Саттар-ака привез Ульмаса к себе.

Каждую гроздь винограда он тщательно укладывал в корзину и нес через весь старый город своим детям в детский дом. А сколько их у него! Письма от бывших воспитанников приходили из разных городов. Как-то в одном из писем даже прочитал такие строки: «Мы будем помнить вас всегда, наш милый дедушка Саттар-ака, и чудный виноград, который подавали нам с лепешками с утра».

Теперь, перебравшись на новую квартиру, Саттар-ака ежедневно ездил к своему старому дому. Дома уже не было. Кругом разворачивалось большое строительство. Но виноградник был не тронут. Под ним приютилась столовая для строителей. Саттара-ака радовало то, что строители не оставили без внимания зеленые насаждения. Виноградник был хорошо ухожен и поднят выше на новые металлические опоры. К нему был подведен в лотках арык с журчащей водой.

Через год, когда сдавали новые дома в эксплуатацию, получил приглашение и Саттар-ака. Кругом был праздник. Под звуки веселого оркестра в новые благоустроенные квартиры въезжали новоселы. После небольшого торжественного митинга Саттар-ака встретился со своим старым знакомым — Камилом Файзиевичем.

— Как видите, — просто сказал он, — мы сумели сохранить ваш виноградник, обойти его стороной. Даже в план строительства внесли небольшое изменение. Теперь жители массива называют его садом Саттара-ака…

Мой первый гонорар

Наверно, дорогой читатель теперь знает, что такое биржа труда. А тогда, лет десять-пятнадцать назад, и слышать никто этого не хотел. Говорили, у нас нет и быть не должно безработицы. А куда, вы скажите, мне было деваться? Зарабатывать на заводе ну просто не давали. Был у нас самодур-директор, который уперся в глупое свое положение, как это у него, мол, рабочий будет зарабатывать больше, чем он — генеральный директор. Ему было наплевать, что у меня отец — фронтовик, в госпитале но два-три месяца лежит. Мать совсем больная, нетрудоспособная. Да к тому же семь братишек и сестренок, и все еще учатся. А я только месяц как вернулся из армии. Стоял уже жаркий июнь, а я все еще не сменил военную форму на гражданскую, потому что ее попросту не было у меня. И тогда я решил в воскресный день впервые пойти на «биржу труда».

Стою на известной в городе площади, у известного памятника, с сумкой в руке, а в сумке — ножевка, рубанок, молоток, вдруг вижу: все побежали на другую сторону площади. Спрашиваю: что там случилось? А мне говорят: беги, пока не забрали. Спрашиваю: кто? Говорят: милиция. Я так расхохотался, что в животе закололо. А тут ко мне старик привязался:

— Сынок, поехали, работа у меня легкая. Хорошо заплачу.

— Му что ж, если хорошо заплатите, — поехали, — согласился я, и мы пошли на остановку.

Ехали, как помню долго, потом немало прошли пешком. Наконец вошли по двор, и я прикусил язык… Это был не просто двор, а дворец: с балаханой, с большим цветником, гаражом, где стояла машина. Но лежала па всем этом какая-то печать запустения и неухоженности.

— Сейчас, сейчас мы попьем чайку и перекусим чего-нибудь, — сказал старик.

Выпив по чашке чая, мы вышли со двора и, перейдя дорогу и журчащий арык, остановились. Старик, положив на обочину тяпку и сумку с едой, сказал, обводя вокруг рукой: