mmmavro.org | День 136, Рай-2 - [10]

………………………………………….

Он лежал в ледяном поту, с вылезшими из орбит глазами, отчаянно хватая ртом воздух. Воздуха не хватало. Он помнил всё. Прекрасно помнил, во всех подробностях.

Как он выходит на балкон своей квартиры в том, пятом мире; двадцатый этаж, высоко, далеко внизу какое-то жесткое покрытие, то ли асфальт, то ли... ну, не важно! И не со страхом вовсе, не с трепетом, а с неимоверным облегчением перекидывает он своё, ставшее вдруг словно невесомым тело, через перила. С облегчением – потому что жить больше, уезжать от неё, от её мира куда-то всё дальше и дальше по этому проклятому эскалатору, он уже не мог. Сил просто не было! На стенку хотелось бросаться. Выть! От бессилия. От полной невозможности хоть что-то изменить.

Но он... смог. Он... изменил. И он это помнил.

И ещё он кое-что помнил.

Ужас нечеловеческий полёта, разинутый в бесконечном крике рот и безумное ожидание удара!.. И сердце, кажется, разорвётся вот сейчас в груди!.. и удар!!! об этот чёртов асфальт!! И чудовищная, заполняющая всё его существо, до краёв! ослепительная вспышка боли в мозгу. И... затем...

Афонский судорожным, спазматическим движением мышц проглотил наконец застрявший в горле ком.

Он вспомнил то, непередаваемое совершенно, чёрное, кромешное, беспросветное и безысходное отчаяние и безнадёжность, которые им потом овладели. Сразу после удара. Когда он понял, что он – умер. И что – всё! Он – вне мира живых. Выброшен из него. Он – мёртвый! Отрезанный ломоть. Словно он теперь – из какой-то тёмной материи, которая ненаблюдаема и вообще не контактирует никак с нашей, обычной. (Про тёмную материю Афонский тоже на той лекции, помнится, впервые услышал. Или нет?.. Лектор тот, вроде, что-то такое рассказывал... Опять лектор!!) Люди радуются, грустят, смеются, плачут, отчаиваются, страдают, кричат от боли, от мук, от страха! но они – живые. А он – мёртвый. И между ними, между ним и людьми всеми остальными отныне – непреодолимая стена. И это уже не игра, не рисовка, не кокетство – случилось что-то действительно необратимое. Ледяное! Вернуться назад – невозможно. Как-то исхитрится, вывернуться, передумать, обмануть судьбу – невозможно. И нет надежды! Ни в будущем, ни в настоящем. Это у живых она всегда есть. А у мёртвых её нет. Никогда. Всё! Рубеж. Та самая последняя, роковая черта, о которой все столько говорят, но в которую никто, ни один живой так до конца в глубине души и не верит. Ни один человек! Покуда он жив!

И вот он только что её всё-таки преступил.

Так я же умер! – растерянно, похолодевшими вдруг губами беззвучно прошептал Афонский и в ужасе повёл глазами по сторонам. Вроде что-то знакомое?.. – но это отметил лишь какой-то далёкий, малюсенький совсем краешек его сознания. Пискнул неуверенно и робко и сразу же умолк. Как перепуганный мышонок при виде кота. Мысли Афонского хлынули стремительным потоком и сразу же всё смыли. Затопили всё. Все краешки и уголки сознания. До самого горизонта. И образовавшийся океан волновался и бил в черепную коробку Афонского грозным прибоем.

Афонский вспомнил дальше. Как он чудом, невероятной, немыслимой удачей какой-то! вернулся в мир живых. Будто выдержал он какое-то смертное испытание. Сам того не зная. Выдержал! Прошёл! Взял препятствие. И ему разрешили вернуться. И продолжить скачки. Или нет! Не так, конечно. Какие там ещё "скачки"! Просто Афонский подсознательно пытался перевести свои ощущения на обычный человеческий язык, подыскивая подходящие образы и сравнения. "Скачки"!… Какие там ещё скачки!.. А хотя... пусть будут скачки. Он взял препятствие! взял! Но будут и другие. Это – не последнее. А теперь он знал, что такое смерть. Он заглянул в её глаза. И не увидел там ничего. Пустота! Хаос. Холод и мрак. Тьма. Без-надёжность. И ничего больше. И решится ли он теперь, во второй раз, если понадобится?..

Афонский поёжился. От словно пахнувшего на него вдруг невесть откуда порыва ледяного ветра и понял, что нет! Не решится. Никогда. Ни ради чего и ни ради кого. Ни за что на свете!

И в тот же самый миг он неожиданно увидел ЕЁ. ЕЁ! Эта была ОНА! Да, ОНА! Он вернулся в тот мир!!! В тот самый. Пятый по счёту. От своей – смерти.

---------------------------------------------------

– Ты любишь меня?

– Да, конечно, милый! – она светло улыбнулась, глядя прямо в глаза Афонскому.

Но тому было мало этого. Он хотел знать о ней... о них? о них двоих – всё. Как они жили, были ли счастливы, действительно ли любили друг друга? Каждая чёрточка, любой стришок, её касающийся, даже самый пустой, незначительный – всё было ему безумно интересно. Естественно! Ведь он любил её! Но как спросишь? Ведь для неё он был её мужем, с которым они вместе прожили чёрт знает уже сколько лет. Как выспрашивать? О чём? Ведь он сам должен всё знать. Не скажешь же: я из другого мира прилетел? Бред! А между тем, говорить что-то надо было. И выспрашивать, и говорить – про себя рассказывать. Хоть что-то! Афонский чувствовал в этом мучительную потребность. Он страстно хотел как-то объясниться, хотел, чтобы она любила именно его, а не какого-то там своего мифического "мужа". Его, Афонского! Сейчас же он ощущал себя чуть ли не обманщиком, самозванцем, человеком, выдающего себя за другого.