Млечное - [21]

СЛУГА

(пробует монету на зуб)

Ах, боязно мне как! Я мошка, мышка,

А малость сплоховал, глядишь — и крышка!

Удавит сбир! С живого спустит шкуру…

(смотрит на Аллори)

А тот синьор — совсем по виду турок.

Неровен час, еще напустит порчу…

БОНАВЕНТУРИ

А ну, мошенник, хватит рожи корчить!

СЛУГА

Он на жида похож!

АЛЛОРИ

(берётся за кинжал)

Что я не жид,

Узнаешь ты, еще покуда жив!

СЛУГА

(отскакивая)

Как барышни божественна осанка…

БОНАВЕНТУРИ

(хватает слугу за горло)

Тебе конец! Ты скажешь имя?

СЛУГА

(сдавленно)

Бьянка.

13 августа 1970

(18 августа 1968)

ПРИМЕЧАНИЕ. Автор позволил себе познакомить Алессандро Аллори (1535-1607) и Пьетро Бонавентури (1548-1584). Бонавентури — первый муж Бьянки, авантюрист, впоследствии убитый по ее приказу. Художник Аллори, ученик Понтормо, писал Бьянку на вилле Поджо-ди-Кайяно, незадолго до ее гибели, в бытность ее женой Франческо Медичи и флорентийской герцогиней. (Ю. К, 1975)

Велик архив мой…

Велик архив мой… Вот стихи вам:

Наедине с моим архивом… —

— нет, всё не так! Но вот стихи:

Уединяюсь в мой архив…

— опять не так! Начну сначала:

Когда, подобные мочалу,

томительно влачатся дни,

когда не смеешь объяснить

тоску, внезапную усталость —

в своё вчера уединись…

Но это получилось вяло,

растянуто и неумно —

ну, словом, скверно. Мудрено

давать всеобщие советы.

Терпенья, право, больше нету —

довольно! Брошу этот стих —

нескладное собранье строчек,

итог потуг, оставлю их,

пусть пропадают. Жаль не очень.

Но где там! Проповедь не впрок —

в который раз беру перо:

Уединяюсь в свой архив!

О чём, о чём мои стихи

минувших лет? Смешно и странно

перелистать страницы снов —

любви ещё живые раны

и радость… И увидеть вновь,

в набросках силясь разобраться,

того мальчишку, чьих следы

подошв доселе, как плоды

трудов, асфальты Петроградской

ещё единственно хранят —

моих! Ну да, того меня

с физиономией дурацкой!..

Милы мне эти пустяки:

рисунки, письма, дневники!

Как будто писаны не мною —

смотрю на них со стороны

и полон странной новизною

замшелой этой старины…

Велик архив мой!

Ба, архив?

Но что за дерзкие стихи

строчу я? все подальше спрячу:

не рукопись — самоотдача

есть цель поэзии одна,

как поучает Пастернак.

13 августа 1970

АВГУСТ

1

Очи

устали очень.

О чём стихи слагаю,

шагая

по расписанью строчек

полночных?

О города убранстве,

о таинстве и танце

дождинок бесконечных,

о встречных —

о пешеходах млечных,

о ветра самозванстве:

набросил он на плечи

своих уздечек плети…

О ветер!

Резвится он спросонку,

несёт мечте вдогонку

волокон тёплых струи,

дождинок поцелуи…

Вступает в сердцевину

мой август,

в котором запах трав густ.

А я бреду — и спину

под дождик подставляю,

его благословляя

за эту середину

простую, золотую,

прозрачную, как сбруя

на жеребёнке

ночи звонкой…

Вот исповедь моя.

И я уже не я —

осколок лета

это.

Струя звенит,

виясь в зенит.

14 августа 1970

2

Руки́ не оторвать мне от пера —

пора!

Пора умнеть

и мне.

Где лунных для меня пасут коней?

14 августа 1970

ЛЕТЕЙСКИЕ ВОДЫ

(1)

Последняя река, останови

движение твоей воды неспешной!

Я одержим печалью безутешной:

я по другую сторону любви.

О, этот мир бывает внешне схож

с обителью, покинутой навеки, —

когда нам забытье смежает веки!

Но лишь тоску усугубляет ложь.

Порою чудится: в кошмарном сне

друзей далёких различаешь лица —

не обольщайся! Это только снится,

ты здесь один: не люди это, нет,

не души их, а только тени душ

скитаются в молчанье углублённом…

Но та, чье имя стало мне законом,

она, владычица бессонных дум,

она по эту сторону любви,

добра и зла, забот и дружбы нежной,

в наисчастливейшей юдоли грешной —

и бог за то её благослови!

(2)

Сей мир безобразен: в Содоме живу.

Бывает прекрасен здесь разве лишь звук,

таящийся в струнах, в органном стволе

и в сумерках лунных: живу на Земле.

Зима ли здесь, лето ли — солнце печёт, —

здесь речка печальная Лета течёт.

Торопятся месяцы, катятся годы

в летейские воды, в летейские воды.

Всё в мире по-прежнему: солнце, луна,

в апреле придёт неизбежно весна,

предметы, устои — на прежних местах, —

но тенью планета густой облита!

Зима ли здесь, лето ли — солнце печёт, —

здесь речка печальная Лета течёт.

Спешат поколенья, нисходят народы

в летейские воды, в летейские воды.

(3)

Я — Сфинкс разгаданный Эдипа.

Увы, назначен мне исход

в сырую ночь, в немые всхлипы

летейских вод, летейских вод…

19 августа 1970

СВЯТОЙ ДОМИНИК

О, я верую страстно! Ты душу мою помяни,

заступи перед господом нашим, святой Доминик!

Заступи, заклинаю тебя человеком-Христом!

Да простится мне то, что колен не умел преклонить,

и гордыня мирская, и плоти потворство — за то,

что в слезах уходил от елейной премудрости книг

к благодати, твоим указуемой в небе перстом.

Помяни мои слёзы у отчих колен, Доминик!

Да не взыщет создатель за помыслов прошлых пути,

ибо вот я прозрел! А ещё ты раба помяни

Боттичелли, что к истинной вере меня обратил.

25 августа 1970

СОМНАМБУЛИЧЕСКИЙ РОМАНС

Я люблю тебя в зеленом!

Ветер зелен, веток зелень…

Кануть голубем с балкона

в чашу звёздных ожерелий,

раствориться, раствориться

в нескончаемых просторах —

эта радость только птицам,

только нам с тобою впору.

И повиснуть на маслинах

ветром, что метался в поле…

День томительный и длинный

ожиданием расколет

ночи, чёрные от крика

звёзд, их сладостного яда…

Этим летом, Федерико,