Младший сын - [4]

), лично у меня сомнений в их намерениях не было.

Машалла. Не понимаю, что происходит, но не я эту войну начинал.

* * *

– Старика наглухо. Джойс, наши действия? – первый боец споро откатился за здоровенный камень, составлявший, видимо, какую-то дизайнерскую часть местного горного пейзажа.

Первый явно намекал старшему о том, что для группы все не декларируемые мотивы Джойса были как на ладони: когда целый майор, с пятёркой бойцов, на спецтранспорте (предоставленном из столицы от такой организации, что лучше и не думать), соблюдая пару интересных режимов, несётся лично эвакуировать какого-то туземного пацана (три ха-ха), это может быть что угодно, но только не декларируемая забота о ближнем. Равно как и не скрупулёзное отношение к долгу (ибо на всех аборигенных пацанов майоров типа Джойса не напасёшься. Как и столичных коптеров, ещё и этой организации).

Но лезть в дела начальства – себе дороже, это было всем тоже понятно. Однако, сейчас обычная (на первый взгляд) эвакуация последнего несовершеннолетнего члена семьи выглядела как угодно, но только не как сама эвакуация: вначале Старик получил резиновой пулей в шлем, видимо, в качестве предупреждения.

Затем вход в усадьбу заблокировали здоровенные сторожевые собаки, которые банально норовили вцепиться в горло.

Собак, посовещавшись секунду, перестреляли: в число тех, с кого надлежит сдувать пылинки, псы, как объявил майор, никак не входили. А после этого, по пути к самому дому (до которого от калитки было почти полторы сотни метров, живут же тут местные… вернее, жили), откуда-то из верхнего яруса выстрелили уже не резиновой пулей. А вполне себе штатной. И Старик перестал быть.

С этого момента, действия группы стали автоматическими: все как минимум раскатились за естественные укрытия, которыми, слава богу, местная горная территория была богата. А Джойсу надлежало внести коррективы в первоначальные планы: эвакуация последнего оставшегося в живых пацана, с одной стороны, и полноценный бой, пусть и с ним же, это всё же несколько разные вещи.

Не сказать, что Старика было особо жаль: в тесном коллективе ни от кого ничего не утаишь. И то, что Старик давно стоял на связи то ли у прокурорских, то ли у внутренней безопасности, было не секрет. Но одно дело просто недолюбливать, другое – когда вот так…

Джойс в это время думал ровно о том же, о чём и группа. Старика действительно было не жаль: и позволять себе стал слишком много, и «сливал» налево ровно столько же. И хорошо если сливал во внутреннюю безопасность, там у Джойса были свои отношения. А если в офис прокурора?..

Попутно, некстати вспомнилось позавчерашнее выступление одного чина из Генеральной Прокуратуры по визору (которое смотрели на базе, от нечего делать, ожидая команды): «Легче всего работать с полицейскими», – вещал тот самый чин. – «Сдают друг друга со скоростью звука. Вот труднее всего с врачами: и показания против коллег давать отказываются, и злой умысел никогда не признают, и экспертизы делают явно формально. А проконтролировать качество врачебной экспертизы сотрудникам офиса прокуратуры никак нельзя: ценз профильного образования…».

Именно сейчас Джойс очень жалел, что был не врачом: за Старика, допустим, отписаться получится. Он даже уже знал, как это сделать правильно. Но вот что делать с пацаном? И как его, дятла, не повредить, особенно после его «подвигов»?

На какой-то момент, у Джойса даже мелькает мысль: а не зря ли он согласился выполнить эту просьбу. Но Джойс тут же себя одёргивает: перед глазами, как картина, встаёт пример десятилетней давности кое-кого из старших (по возрасту) товарищей.

Тогда, в том году, старший лейтенант Ежомпик совершил подвиг. Какой – история умолчала.

Сам подвиг он совершал вместе с двумя другими старшими лейтенантами. По итогам свершений, от Первого Начальника был приказ о награждении (тот редкий случай, когда награду можно было выбирать).

Двое других старших лейтенантов взяли досрочные звания, причем через одно – и стали майорами.

Ежомпик, как скептический централ по этническому происхождению, на приёме у Первого Начальника брякнул: «Зачем мне эти звезды? Дайте трёхкомнатную квартиру!»

Причём говорил он со своим акцентом, и от того ужасно смешно.

Дали ему квартиру.

А через год политический курс в очередной раз сменился, и их всех троих дружно выперли с государевой службы – двух майоров и одного старшего лейтенанта.

Ежомпик остался с трёхкомнатной квартирой, а все почесали за ухом: как он мог знать?

* * *

– Мне кажется, тут что-то не так, – тщательно подбирая слова, ответил Джойс в общий канал. – Может, у них тут от вируса и мозги едут? Просто больной пацан. Видимо… – Джойс чувствовал, что теряет и инициативу, и управление группой в бою, но нужные решения почему-то не находились. В первую очередь, видимо, из-за неафишируемой подоплёки событий (о товарище из кабмина он, разумеется, никому из бойцов не рассказывал).

– Ага, а он сейчас снарядится чем-нибудь помощнее, и как ахнет… – подлил масла в огонь третий номер.

– Делаем так, – наконец, принимает решение Джойс. – Он тут один, у меня малый детектор с собой, я уже глянул. Его надо взять живым в любом случае, хотя бы для последующих разбирательств и для понимания, с чем мы (явно имелось ввиду более широкое «наши коллеги») можем столкнуться и дальше. Здесь, при аналогичных задачах. Эвакуируя их детей, – Джойс самого тошнило от пафоса, но последнюю фразу он договорил именно в таком виде и до конца, не в последнюю очередь, для записи «под протокол» на случай последующих разбирательств.