Младенцы Потерянной Супони - [4]

                -Из города?

                -Из города, господин, - поспешил сообщить доктор Кислинг. – Ехали два дня и дьявольски устали…

                -Не упоминать! – мужчина резко оборвал его. – Не упоминать князя скверны у порога моего дома!

                -Прошу простить, - взмолился господин Фредерик, голова которого, залитая водою, стала похожа на голову высунувшейся на поверхность пруда лягушки.

                Хозяин дома высунулся из двери, поднес свечу к лицу доктора, затем таким же образом изучил Бальтазара.

                -Там кто?

                -Это мой слуга, Штефан. И лошадь.

                Мужчина поднял свечку над головой и посторонился.

                -Можете войти.

                Путешественники очутились в освещенной одной лишь свечкой просторной комнате, с камином, дверями в смежные помещения и с лестницей, ведущей наверх.

                -Мария, зажги факел, - крикнул мужчина.

                Дом благополучно проглотил его крик, оставив тишину.

                -Мария.

                Где-то наверху раздался топот босых ног, потом до слуха путников донесся девичий голос:

                -Что случилось?

                -К нам гости.

                -Гости?

                В голосе скрытой за темнотой девушки нетрудно было прочесть изумление.

                -Я не готова!

                -Уже легла, - пробормотал хозяин. – Что ж. Потерпите, господа. Я справлюсь сам.

                -Не утруждайте себя, - отозвался доктор Кислинг.

                -Да, не стоит, - пробормотал Бальтазар, в голове которого, отзываясь во всем теле приятной истомою, все еще звучал голос неведомой Марии. В придорожном трактире, где молодой человек познакомился с Гризеттой, все начиналось примерно также.

                Мужчина со свечкой шагнул к одной из дверей и исчез за ней. Путешественники очутились в темноте. Слышно было, как наверху ходит по деревянному полу Мария, а в чулане (или что там у него?) возится хозяин дома.

                Бальтазар решил, что кроме этих двоих в доме никто не живет, но ошибся. Разбивая тишину на осколки, наверху раздался крик младенца и, - через мгновение – нежное, несомненно, материнское, воркование. Господин Клаус приуныл: он ожидал, что таинственная Мария окажется дочерью этой мрачной личности со свечкой, а не его законною супругой.

                Когда только младенец примолк, дверь чулана распахнулась, и в комнату хлынул свет. С непривычки, свет этот показался путешественникам ярким, как сияние.

                Стуча по полу тяжелыми (не иначе, деревянными), башмаками, мужчина проследовал к камину и закрепил факел в зажиме.

                Теперь у всех троих появилась возможность разглядеть друг друга. Мужчина оказался пожилым, с объемистым пивным животом, с короткими усиками под плотной ниткой губ, с отвислыми щеками. Смотрел он настороженно и, как показалось доктору Кислингу, печально. Бальтазар же решил, что этот человек смотрит на них с неприятием.

                -Доктор Фредерик Кислинг, магистр Бюро по борьбе с мракобесием, это мой коллега господин Бальтазар Клаус.

                Бальтазар учтиво поклонился. Хозяин дома кивнул в ответ и представился:

                -Отец Генрих Берн, настоятель местного храма.

                Бальтазар едва не выронил треуголку, пораженный, что перед ним духовное лицо. Кем, в таком случае, приходится этому человеку женщина наверху и ее ребенок?

                Доктор Кислинг также находился в некотором смятении. Следует сказать, что он, с подачи своего неверующего отца, с детства презирал духовное сословие. Став впоследствии кавалером Красной Ленты, он мог позволить себе собственное мнение и считал, что Бюро по борьбе с мракобесием, на самом деле, должно бороться не с чертями, вампирами и вурдалаками, коими наполнено темное народное сознание, а именно со святою церковью.

                -Что же … э… господин Берн, мы счастливы оказаться под вашей крышей.

                -Я счастлив не меньше, - ответил отец Берн голосом, намекающим на противоположное. От него, похоже, не укрылось нежелание доктора Кислинга обращаться к нему, как подобает – «отец».  – Однако ваш слуга до сих пор мокнет под дождем. Пригласите его, у нас имеется отдельная комната. А лошадь пусть сведет на конюшню.

                Бальтазар шагнул к двери, впустил в помещение шум дождя.

                -Штефан, - крикнул молодой человек в темноту. – Иди сюда.

                Послышались торопливые шаги по лужам и терпеливый малый, мокрый до нитки, появился на пороге.

                -Да сударь?

                - Сын мой, - обратился к нему отец Берн. – Пойдем со мной, и я дам тебе факел, чтобы ты мог управиться с лошадью.

                Отец Берн не только дал Штефану факел, но и вызвался проводить его до конюшни. Для этого он надел кафтан из домотканой ткани и остроконечную вязаную шапку.

                Пока Штефан и священник отсутствовали, доктор Кислинг и Бальтазар присели к столу, расположившемуся посреди помещения, и стали таращиться в темное пятно окна. Молодой человек с трудом подавлял зевоту, да и господин магистр вовсю боролся со сном.