Мизерикорд - [6]

Остервор, конечно же, не предполагал, что массивная стенная панель медленно повернется и станет на место, как только он войдет в коридор.

Он медленно досчитал до пятидесяти с закрытыми глазами, прежде чем пойти вперед. Ни один звук не нарушал тишину после того, как со стоном неупокоенного духа захлопнулась дверь. В конце концов, сказал он себе, это даже к лучшему, что в спину ему не светит слабый огонек свечи из комнаты за стеной. Кейн – тут Остервор уставился в темноту в поисках отблеска от свечи в руках убийцы – вероятно, неслышно прокрался в поисках потайного входа в личные апартаменты членов клана Варейши. Остервор вытащил новую свечу из мешочка на поясе – там оставалась еще одна, а так же трутница для того, чтобы добыть огонь – и для устойчивости обмотал ее шейным платком. Получившуюся конструкцию он установил напротив закрывшейся двери, отмечая ее местонахождение. Считая про себя шаги, Остервор последовал за направлением следов Кейна вглубь погруженных в непроглядную тьму коридоров.

Он насчитал лишь семь шагов, как пальцы его вытянутых вперед рук коснулись каменной стены.

Остервор в нерешительности остановился перед неожиданным препятствием, озадаченный его появлением. Он предполагал найти люк в полу шагов через тридцать, лестницу с опрокидывающимися ступенями или копья на пружинах прямо за первым поворотом – эти и другие ловушки были описаны в обнаруженных им записках. И ничего относительно пустой стены, вроде той, в которую он сейчас уперся.

Поздняя переделка, решил Остервор. По какой-то причине хозяева цитадели когда-то отгородили этот участок переходов. Но следы Кейна вели в эту сторону. Ему не удалось бы незаметно пройти мимо Остервора чтобы выбраться из тупика, следовательно, убийце был известен другой выход из коридора. Или следы, ведущие в обратную сторону, не несущие уже холода и влаги ночи снаружи, ускользнули от его внимания при первом осмотре?

Крадучись, Остервор пошел обратно по коридору, разыскивая Кейна в противоположном направлении. Через десять шагов после того места, где он вошел, его растопыренные пальцы наткнулись в темноте на каменную стену.

Остервор тихо выругался, начиная ощущать страх. Осторожно нащупывая путь вдоль стены, он наткнулся на свечу, обернутую его шейным платком.

Искра из трутницы была ослепительна, а его руки дрожали, когда он подносил огонек к фитилю. Света было вполне достаточно, чтобы обнаружить, что коридор заканчивается тупиком в обоих направлениях.

Дверь, через которую Остервор вошел, отказывалась открываться, несмотря на все его изобретательные попытки обнаружить и активизировать скрытый механизм, а толстые дубовые панели не поддавались его яростным ударам.

Остервор потратил большую часть своей первой свечи, разыскивая другой путь к спасению. Отпечатки ботинок Кейна, уже практически скрытые его собственными следами, к его раздражению, казалось, вели в обоих направлениях, и одновременно вообще никуда. Отчаявшись, Остервор начал рубить дубовую панель, закрывавшую путь наружу. Последнего огарка хватило как раз, чтобы осветить стальной лист, скрытый между деревянными панно, но Остервор получил мало радости от того, что разрешил загадку необычайной прочности спрятанной двери.

В наступившей затем тьме его стук принес не более пользы, чем крики о помощи. Так как по всеобщему мнению, в северной крыле обитали пр?клятые духи, мало кто рискнул бы сюда наведаться. Через некоторое время его крики стали похожи на хриплое карканье, руки были исцарапаны и кровоточили, тело превратилось в сплошной мучительный синяк от бесполезных атак на упрямые стены.

От удушающей пыли Остервор практически сразу почувствовал жажду, так что, страдая теперь от нее, он не сразу осознал, что воздух становится все более спертым. Даже если вентиляция существовала, ее было недостаточно, Остервор начинал задыхаться в этом каменном мешке. Он замер в полной неподвижности, экономя силы, и лишь его мозг отчаянно искал пути к спасению. Время стало лишь неопределенными промежутками между бесполезными попытками открыть дверь. Возможно, он несколько раз засыпал, но в душащем мраке не было никаких знаков проходящего снаружи времени, к бегу которого он уже потерял интерес. Отравленный его собственным дыханием воздух жег легкие, причиняя больше страданий, чем пересохшее горло.

Подымаясь из безнадежного ступора, Остервор осознавал, что его силы тают. Он с невольным стоном отчаяния в последний раз глубоко вдохнул несвежий воздух и бросил свое наполненное болью тело на неподатливую дверь.

Которая немедленно подалась под его весом, и Остервор вперед головой влетел в комнату за нею. На полу, у самого его лица, оставленная им свеча еще горела.

– В конце концов, – заметил Кейн, наклоняясь к нему, – время относительно.

Хриплое дыхание Остервора растопило последние хлопья снега на его сапогах.

– Остервор, следуй за мной.

Ситилвона любила думать о комнате в подвале как о своей студии. Сидя за письменным столом, она смотрела на наполовину исписанную страницу пергамента перед собой. Перо опять высохло, и она рассеянно сунула его кончик в рот, чтобы не пришлось снова заниматься его чисткой. Из-за этой привычке у нее на лице частенько появлялось что-то вроде чернильных усов если она подолгу сидела за работой. Она очнулась от задумчивости и вернулась к предметы своих наблюдений – неподвижному телу юноши, подвешенному вниз головой на х-образной конструкции в центре комнаты. Под его безвольно свешивающейся головой стояла широкая серебряная чаша, практически до краев наполненная кроваво-красной массой. Ситилвона перечитала предыдущие заметки, обмакнула очищенное перо в чернильницу и закончила запись: