Митральезы для Белого генерала - [16]

– А доложили ли вашему превосходительству, из-за чего произошел этот инцидент?

– Да какое это имеет значение?!

– Ну, если честь дочери военного министра не имеет значения…

– Молчать! – рявкнул раздосадованный наглыми возражениями кондуктора Скобелев, но тут же осекся и, настороженно глядя на Дмитрия, спросил: – А при чем здесь графиня Милютина?

– Значит, не доложили, – бесстрастно пожал плечами Будищев.

– Говорите!

– Как прикажете. Так вот, их благородие хорунжий Бриллинг, рассказывая о своем успехе у дам, упомянул, что сюда в качестве сестры милосердия направляется его давняя любовница, у которой высокопоставленный отец и титул. И что именно их связь и была причиной его перевода из гвардии.

– Что, прямо так и сказал? – хмыкнул Скобелев и вопросительно обвел глазами присутствующих.

Арцышевский в ответ только пожал плечами, дескать, не знаю, а вот присутствовавший на гулянке Шеман утвердительно кивнул.

– И что? Нет, он, конечно, свинья, но…

– Ваше превосходительство, так уж случилось, что большую часть пути из Петербурга я провел рядом с графиней Елизаветой Дмитриевной. Скажу больше, я имел честь оказать ее сиятельству некоторые услуги.

– Это все, разумеется, прекрасно, но неужели вы всерьез думаете, что Бриллинг говорил о графине Милютиной?

– Я понятия не имею, о ком говорил хорунжий. Но много ли среди здешних сестер милосердия имеют одновременно и титул, и высокопоставленного отца, способного запросто выкинуть офицера из гвардии?

– А ведь верно! – крутнул головой полковник и, стащив с головы лохматую кавказскую папаху, вытер лысину платком.

– И я совсем не уверен, что его высокопревосходительству понравится, что ваши подчиненные полощут имя его дочери, – поспешил добавить Дмитрий, но тут же нарвался на яростный взгляд Скобелева.

– Благодарю за заботу, кондуктор, но побеспокойтесь лучше о себе!

– Так точно! – вытянулся тот, сообразив, что перегнул палку.

– Выйдите и подождите снаружи, – велел генерал и, дождавшись, когда Будищев покинет кибитку, обратился к офицерам: – Что скажете, господа?

– Трудно сказать что-либо определенное, – осторожно начал первым, как самый младший в чине, Шеман. – Но в одном наш изобретатель прав. Даже если Бриллинг выдумал все от начала до конца, в героине его басни все равно узнают графиню Милютину. И, смею утверждать, ничего хорошего из этого не выйдет.

– А вы думаете, хорунжий мог это все выдумать?

– Я так кажу, – пробасил Арцышевский, в голосе которого от волнения прорезался малороссийский выговор. – Як офицер, Бриллинг справный, а як людына – дуже поганый! Колы бы не связи, так его в адъютанты ни в жизнь бы не взяв. А шо до их ссоры, то нехай уси пропануют, шо воны просто поцапалысь, а ни якой дочцы министра зосим не було! А шобы люди не думали дурного, то нехай возьмут по пистолю, та и прострелят друг дружке головы.

– Дуэль?

– А шо? Усим только краще будет.

– Осмелюсь доложить, – вмешался Шеман, – что Будищев не дворянин и не офицер. Так что дуэль между ним и Бриллингом невозможна. К тому же мне приходилось видеть, как он стреляет. Это будет просто убийство.

– Ну, положим, хорунжий тоже не за печкой уродился, не говоря уж о том, что он, как оскорбленная сторона, имеет право на выбор оружия. Выберет шашку и дело с концом. Хотя, кто, говорите, по происхождению ваш кондуктор?

– Вообще из крестьян Ярославской губернии. Однако, будучи в Петербурге, вступил сначала в мещанское сословие, а потом и в купеческое. Ну и судя по участию в его судьбе графини Блудовой, он все-таки бастард ее брата.

– Нет-нет, этого только не хватало. Дуэль офицера с купцом… какая нелепость.

– Та и тьфу на их, – хитро усмехнулся Арцишевский. – Пес колы не бачит, то вин и не гавкает. Развести хлопчиков подалее друг от друга и пусть служат. А после войны нехай хочь рубятся, хочь стреляются, хочь на кулачки бьются. Наше дело сторона.

– А вот это дельно. Как вам наверняка известно, господа, нам в самом скором времени предстоит рекогносцировка. Лазутчики доложили, что Махмуд-кули-хан намеревается напасть на аулы здешних йомудов, чтобы наказать их за нежелание воевать с нами. Вот пойдем и переговорим с текинцами накоротке. Я намерен взять с собой половину ваших митральез, лейтенант. Так что распорядитесь, чтобы с ними отправился наш кондуктор. Пусть опробует свое изобретение в настоящем деле.

– Есть!

– А вы, полковник, отправьте своего подопечного с полусотней казаков в Михайловское укрепление. Так сказать, на усиление.

– Слушаюсь.

– Только строго-настрого предупредить обоих, чтобы больше по-пьяному языками не трепали!

Наконец-то поход! – разнеслось по русскому лагерю в Бами. Наконец-то настоящее дело, ради которого тысячи людей, оторванных от своих семей и привычных занятий, собрались на краю земли. Хотя последнее относится только к солдатам, а для офицеров нет и не может быть иной доли, кроме военной. А потому каждый из них всеми силами души рвется в бой. Там в грохоте и пламени сражений найдет он свое счастье – новый чин или орден с мечами, прямо указывающими, что получен оный не за пропахшую нафталином безупречную службу, а за настоящее геройство!