Мистрис Корнер берет свои слова обратно - [5]

— Помните, — начала мисс Грин, из вящей предосторожности понизив свой голос до шепота, — помните разговор за завтраком в первый день моего пребывания у вас, когда Эмэ сказала, что вы были бы гораздо лучше, если бы при случае выпивали лишнее.

Да, этот разговор медленно всплыл в памяти мистера Корнера. — Но ведь Эмэ сказала только «пропускать чарочку-другую», — с отчаянием напомнил мистер Корнер.

— Ну что же, вы как раз и пропустили чарочку, — продолжала мисс Грин. — А, кроме того, Эмэ в действительности думала о большем, но только ей не хотелось называть это настоящим именем. Позже, когда вы ушли, мы с ней еще говорили об этом. Она сказала, что готова отдать что угодно, лишь бы вы стали более похожи на обыкновенных мужчин. А таково её понятие об обыкновенных мужчинах.

Медленность понимания мистера Корнера разозлила мисс Грин. Она перегнулась к нему через стол и тряхнула его за плечо: — Неужели вы не понимаете? Вы это сделали нарочно — чтобы проучить ее. Ей следует просить прощения, а не вам.

— Вы полагаете…?

— Я полагаю, что если только вы поведете дело как следует, вы за всю жизнь не совершите ничего лучшего. Уходите из дома раньше, чем она проснется. Я ей ничего не скажу. Мне, впрочем, и некогда будет, мне надо попасть на десятичасовой поезд. Когда же вы вечером вернетесь домой, заговорите с ней первый. Вот что вам надо сделать. — И восхищенный мистер Корнер в порыве благодарности обнял и поцеловал добрую подругу, прежде чем понял, что делает.

В тот вечер мистрис Корнер сидела в гостиной, поджидая своего супруга. Она была одета по-дорожному, а вокруг губ легли складки, хорошо знакомые Христофору, так что при виде их у него в первую минуту душа ушла в пятки. Но к счастью для себя он вовремя оправился и подошел к жене с улыбкой. Правда, это была не та улыбка, которую он репетировал целый день; но уже самый факт какой бы то ни было улыбки так изумил мистрис Корнер, что слова замерли на её устах, и важное преимущество первого слова осталось за мистером Корнером.

— Ну что, — весело начал он, — как тебе понравилось?

В первую минуту мистрис Корнер испугалась, не достиг ли новый недуг её супруга хронической стадии, но его улыбающееся лицо успокоило ее — по крайней мере до некоторой степени.

— Когда ты хочешь, чтобы я еще раз «пропустил чарочку»? Ведь ты не забыла, — продолжал он, отвечая на изумленный взгляд жены, — наш разговор за завтраком — в первый день после приезда мисс Грин. Ты указывала, насколько я буду интереснее и привлекательнее, если изредка буду напиваться! — Внимательно наблюдая за женой, мистер Корнер мог заметить, что мистрис Корнер понемногу припоминает.

— Я не мог раньше доставить тебе это удовольствие, — пояснил мистер Корнер; — так как моя работа требовала свежей головы, а я не знал наверное, как на меня подействует вино. Но вчера я сделал всё, что мог, и надеюсь, что ты довольна мной. Хотя, если бы ты мне разрешила повторять это не чаще двух раз в месяц — по крайней мере на первое время, пока я не привыкну больше, — я был бы тебе очень благодарен, — закончил мистер Корнер.

— Ты хочешь сказать… — промолвила мистрис Корнер, поднимаясь с места.

— Я хочу сказать, милочка, что с самого первого дня свадьбы ты ясно показывала мне, что считаешь меня мокрой курицей. Свое понятие о мужчинах ты составила по глупым книгам и еще более глупым пьесам, и очень мучаешься, что я не похож на других мужчин. Ну что же, я тебе показал, что тоже могу быть похож на них, если ты обязательно хочешь этого.

— Но ты вовсе не был похож на них, — возразила мистрис Корнер, — ни капельки.

— Я сделал всё от меня зависящее, — сказал мистер Корнер, — Но люди не могут быть совсем одинаковы. Я в пьяном виде таков.

— Я вовсе не говорила, быть пьяным…

— Но ты подразумевала это, — прервал ее мистер Корнер. — Мы говорили о пьяных. В пьесе герой был пьян. Ты находила его очень занимательным.

— Он и был занимательным, — упорствовала мистрис Корнер; вся в слезах. — Я подразумевала такого рода пьяных.

— Жена не находила его занимательным, — напомнил мистер Корнер. — В третьем акте она грозит ему, что вернется к матери, каковая мысль, очевидно, пришла в голову и тебе, насколько я могу судить, найдя тебя здесь в полном дорожном костюме.

— Но ты… ты был таким ужасным, — простонала мистрис Корнер.

— А что я делал? — спросил мистер Корнер.

— Ты пришел и начал, что есть мочи, стучать в дверь…

— Да, да, вспоминаю. Я потребовал ужин и ты приготовила мне яичницу. А что случилось дальше?

Воспоминание о последнем оскорблении придало её голосу истинно трагическую нотку.

— Ты заставил меня ответить таблицу умножения… таблицу умножения на девять.

Мистер Корнер взглянул на мистрис Корнер, а мистрис Корнер на мистера Корнера, и на секунду воцарилось молчание.

— Ты… ты, на самом деле, был немножко навеселе? — запинаясь, спросила мистрис Корнер, — или ты только притворился?

— На самом деле, — признался мистер Корнер. — В первый раз в жизни. А также и в последний, если ты ничего не имеешь против.

— Я была ужасно глупа, — сказала мистрис Корнер. — Прости уж меня, пожалуйста.

1904