Мистика московских кладбищ - [5]
Смерть это, как правило, труднейшее испытание для родственников покойного. В наше время человек, потерявший близкого, чаще всего остается со своим горем один на один. И все заботы, связанные с погребением, он также обыкновенно несет самостоятельно, без чьей-либо помощи. Это уже в послеобщинный период появился довольно зловещий обычай откладывать какие-то средства «на смерть». В общинном же существовании в этом не было никакой необходимости. Смерть в семье у кого-то из прихожан касалась всего прихода и была всеобщей приходской заботой. Среди членов общины были распределены абсолютно все погребальные обязанности: кто-то выделывал на весь приход гробы, кто-то копал могилу, кто-то омывал и обряжал покойного. Имелись в приходе и свои плакальщицы и вопленицы, передававшие из поколения в поколение драгоценный фольклорный материал — всякие причитания и заплачки. А, предав покойного земле, поминали его опять же всем приходом — «в складчину». Верно тогда говорили: с миром и беда не убыток.
А еще говорили: на миру и смерть красна. Это выражение содержит глубокий смысл. Красна смерть, т. е. пригожа, угодна, потребна, блага. Кроме всего сказанного выше о преимуществах смерти «на миру», она была еще «красна» для близких умершего тем, что он — умерший, — покинув дом, в известном смысле не покидал родного прихода. Он так и оставался «с миром». Веками русские люди жили буквально при отеческих гробах. Теперь выбраться на кладбище, скажем, куда-нибудь в Домодедово, в Щербинку, в Митино равносильно дальнему путешествию. Для пожилого, немощного человека это проблема весьма трудоемкая, а порою и неразрешимая. В прежние же времена понятия «выбраться на кладбище» просто не могло быть. Куда выбираться? — если могила близкого находится возле самого дома. А крест на ней виден из окна. И, разумеется, чувство, что покойный близкий находится где-то совсем рядом, не могло не умерять страданий от горестной потери. Вот еще что давала община человеку — «красну смерть», то есть меньшие страдания живых по умершему.
Приходские кладбища существовали по всей Москве, начиная с самого Кремля. В Кремле, кроме того, в 1898 году обнаружилось огромное братское захоронение. Когда на бровке холма рыли котлован для памятника Александру II, землекопы наткнулись на целый пласт изрубленных скелетов. Предположительно здесь были захоронены жертвы (или часть жертв) нашествия на Москву хана Тохтамыша в 1382 году. Всех москвичей тогда татары извели числом 24 тысячи душ.
Приходское кладбище при соборе Василия Блаженного сохранялись еще в начале XIX века. Оно упоминается в путеводителе «По Москве»: «В 1817 г. он (Васильевский собор. — Ю. Р.) возобновлен и реставрирован по-старому, при чем соборное кладбище было закрыто, дома, окружавшие его снесены…». Заметим, что Васильевское кладбище на Красной площади, по выражению авторов этого почтенного сочинения о Москве, было только «закрыто», но отнюдь не уничтожено, как можно понять. Ликвидировали окончательно его, по всей видимости, еще позже.
Когда сносили в 1950-е годы Зарядье, в котором в разное время существовало много приходов, захоронения там попадались решительно повсюду.
В центре Москвы, в Большом Власьевском, находится церковь Успения Богородицы на Могильцах. Храм этот построен в 1791–1806 годах. Но вообще приход здесь существует с 1560-го. И при нем было кладбище, на котором хоронили, между прочим, московских стрельцов. В частности здесь, на Могильцах, были похоронены стрелецкие полковники Зубов и Лёвшин. Полк Зубова стоял в XVII веке неподалеку отсюда — в стрелецкой слободе вблизи нынешних Зубовской площади и Зубовского бульвара, по имени стрелецкого головы и получивших впоследствии свои названия. А по имени полковника Лёвшина были названы Большой и Малый Левшинские переулки.
На углу Лубянского проезда и Мясницкой улицы, там, где в 1980-е встало новое монументальное здание КГБ, прежде находилась церковь Гребневской иконы Божией Матери, построенная, как написал о ней в своем «Указателе московских церквей» (1915) историк М. И. Александровский, неизвестно когда. Действительно, храм был очень древний. Вообще, первая деревянная церковь Успения Богородицы появилась на этом месте в 1472 году. А каменный храм, упомянутый Александровым, по данным путеводителя «По Москве» (1917) был построен при Иване Грозном в 1570 году. И в начале XX века являлся одним из старейших в Москве. Само собою, при нем существовало приходское кладбище, основанное, по всей видимости, одновременно с храмом. На этом кладбище, кроме десятков безвестных прихожан, были похоронены два человека, могилы которых должны бы почитаться как национальное достояние. Но, увы, сохранить их не позаботились: Гребневское приходское кладбище, вместе с древним храмом, было уничтожено в начале 1930-х при строительстве первой линии метро.
Здесь, при храме, как сказано в путеводителе «По Москве», был похоронен Василий Кириллович Тредиаковский (1703–1769), которого принято считать первым российским профессиональным писателем, потому что сочинительство было для него и единственным занятием, и главным источником существования. Впрочем, очень скудным источником. Поскольку умер Тредиаковский в совершенной нищете. Поэт пушкинской поры Михаил Александрович Дмитриев вспоминает: «…Когда при торжественном случае Тредиаковский подносил императрице Анне свою оду, он должен был от самых дверей залы до трона ползти на коленях». Такова писательская доля.
