Мистерия в парижском омнибусе - [33]

Очевидно, что она была намного менее затронута смертью дяди, которого она никогда не видела, а расстроена необходимостью оставить столь стремительно компанию и беседу, которая ей так нравилась.

Месье Дюбуа казался подавленным, и безусловно, это было связано не с тем, что не стало его брата, о смерти которого он якобы сожалел. Он его едва знал, и к тому же, и при жизни его не то что не любил, но даже не жаловал своей благосклонностью. Он мог ежеминутно пыжиться, подчёркивая на любом углу, что он капиталист-миллионер, но не мог так легко смириться с тем, что потерял значительное наследство.

Амьен рассматривал это событие, главным образом, с точки зрения продолжения своих отношений с отцом и дочерью, и ему казалось, что у него нет повода чересчур уж огорчаться. Наследство, которое ускользало от этой семьи, возможно бы и удвоило бы их состояние, но чем больше Аврора бы обогатилась, тем стремительней возрастал бы шанс, что месье Дюбуа проявил себя бы более требовательным к качествам, и главное, возможностям претендента на роль его зятя.

Но это был не самый лучший момент для таких глубокомысленных размышлений. Отец спешил уехать, а билетёрша, предупреждённая им, уже принесла его пальто и шляпу девушки в аванложу. Амьен, особо не понимающий и знающий, что следует говорить в подобных оказиях, смотрел на них, прислонившись к перегородке ложи, которая, вместе с другими двумя смежными, образовывала группу центральных лож театрального зала… у всех на виду.

Это был антракт, и в зале множество верроклей было направлено на мадемуазель Аврору.

—

Останьтесь, мой друг, — сказал месье Дюбуа художнику, который уже был готов к тому, чтобы их сопровождать к карете. — Вы не обязаны соблюдать траур, и осталось совсем немного времени до конца спектакля… и вам нет необходимости демонстрировать правила общественных приличий. Я вас уверяю, что если бы не этот случай, абсолютно не касающийся вас, мы предпочли бы закончить наш вечер с вами.

И так как Амьен сделал вид, что собирается протестовать, продолжил:

—

Не настаивайте, мой дорогой, иначе вы меня обидите. Впрочем, мы вскоре снова увидимся. Как только я освобожусь от хлопот, связанных с кончиной моего несчастного брата, мы однажды удивим вас своим появлением в вашей мастерской, я вас об этом со всей серьёзностью предупреждаю.

Амьену оставалось только склониться в почтительном поклоне. Он пожал руку месье Дюбуа, мадемуазель Аврора ему протянула свою, по-английски, и подчеркнула эту любезность, направив в его сторону обнадёживающую улыбку.

Амьен остался один, но он имел основания не волноваться в отношении своих будущих отношений с красавицей, так как точно был на верном пути, что достаточно прозрачно ему продемонстрировали как отец, так и дочь Дюбуа, и он надеялся на то, что они не остановятся на полпути. Папаша Дюбуа только что абсолютно явно выказал ему своё наилучшее расположение, а девушка за три минуты свидания наедине продвинула их отношения настоль далеко, насколько ей позволял резерв политеса, навязанный девушкам их современным воспитанием и обществом.

«Эта ситуация становится достаточно серьёзной, — говорил сам себе художник, — и я начинаю думать, что теперь уже от меня зависит, буду ли я вскоре обладать восхитительной женой и тестем, украшенным короной из семидесяти тысяч ливров ренты. Вопрос теперь состоит в том, чтобы понять и самому решить, стоит ли это счастье того, чтобы ради него пожертвовать своей свободой. Мне не нужно фантазировать и размышлять над этим с утра до вечера, чтобы понять, что если я женюсь на мадемуазель Дюбуа, я буду осуждён на работу над картинами, на которых будут блистать одни блондинки. Она мне на это ясно указала. Не окажусь ли я, в результате, на добровольной каторге. Бедная Пия! Мне придётся захлопнуть перед ней дверь моей мастерской, а ведь она вполне способна от этого умереть в печали… Ба! — закончил свою мысль Амьен, — я должен буду освободиться от бедной малышки, отослав её в Субиако с красивой суммой денег, которая послужит ей добрым подспорьем в поисках порядочного мужа… там… в её стране.»

Размышляя таким образом, Поль одел свою шляпу, чтобы уйти, так как его совершенно не увлекало лицезрение продолжения Рыцарей тумана, и он неясным взором окинул зал. Несколько зрителей также уже покинули свои места в паузе между картинами. В креслах в партере все сидели, за исключением одной женщины. Она направлялась к выходу, непосредственно перед открытием занавеса, и маневрировала, стремясь присоединиться к господину, который стоял на выходе в коридор, и делал ей знаки, призывающие её поторопиться.

—

Держись, Поль! Внимательнее! — прошептал Амьен, — ведь это торговый агент и его подруга, уходящие в самой середине представления. Почему они столь торопятся убраться из театра? Может быть потому, что они меня заметили в ложе месье Дюбуа? Это вполне возможно, так как я, в сущности, до момента, когда отец и дочь встали, находился все время в глубине ложи, и они не имели даже малейшей возможности увидеть моё лицо. Возможно, что они боятся оказаться на выходе из театра одновременно со мной. Итак! Я нарушу их планы. Я подойду к контролю раньше, и рассмотрю их внимательней. О, Верро, если бы ты только знал, на какие глупости толкает меня мой мозг, который ты столь успешно, оказывается, напичкал своими глупостями!