Мистериозо - [8]

— Заряженный обрез? — откликнулся Пауль Йельм. Смех на обоих концах провода, громкий смех.

Высокое искусство — поговорить о деле так, чтобы никто не заметил.

Напускная ребячливость.

Смех по любому поводу.

На поверхности — бессмысленный шумовой фон.

В глубине тем временем — все предельно серьезно.

— Как дела? — наконец спросил Эрнтсон.

— Пятьдесят на пятьдесят.

— Начинается! — выдохнули Силла, Тува и Сванте одновременно.

Старый репортер с обветренным лицом стоял на улице Томтберг, позади него виднелась площадь Халлунда. Был полдень, ярко светило весеннее солнце. На площади полно народу. Все выглядело совершенно обычно. Компания антиглобалистов топталась за спиной репортера, возбужденно размахивая руками.

— В восемь часов тридцать минут… — начал репортер.

— Восемь двадцать восемь, — поправил Йельм.

— …мужчина, косовский албанец по происхождению, ворвался в помещение отдела по делам иммигрантов в Халлунде с обрезом в руках. Из четырех присутствовавших сотрудников он взял в заложники троих. Четвертому удалось бежать. Преступник отвел заложников на второй этаж и велел им сесть на пол. Примерно через двадцать минут Пауль Йельм из полицейского управления Худдинге…

Фотография десятилетней давности во весь экран.

— Откуда они это взяли? — удивился Йельм.

— Лакомый кусочек, — вставил Эрнтсон.

— Они были в больнице, — сказала Силла, повернувшись к мужу. — Разумеется, в архивах прессы не нашлось твоих снимков. Это та фотография, что лежит у меня в кошельке.

— Лежит?

— Лежала.

— …направился в здание. Ему удалось незаметно подняться по лестнице, проникнуть в забаррикадированную комнату…

— Забаррикадированную, — усмехнулся в трубку Эрнтсон.

— …и выстрелить преступнику в правое плечо. По словам освобожденных заложников, Йельм держался исключительно храбро. К сожалению, мы не смогли получить комментариев ни от самого Пауля Йельма, ни от его начальника, комиссара криминальной полиции Худдинге, Свена Брууна.

— Молодец старина Свемпа, — проговорил в трубке Эрнтсон.

— Бруун сослался на то, что расследование продолжается и он не может разглашать сведения, составляющие служебную тайну. Но вы, Арвид Свенсон, были среди заложников. Расскажите, как все произошло.

Рядом с репортером появился мужчина средних лет. Сделав последний глоток пива, Йельм посмотрел на экран и узнал того самого служащего, который приставил ружье к голове лежащего без сознания Фракуллы.

— Я перезвоню тебе, — сказал он Эрнтсону и направился в туалет.

Уставившись в зеркало, он пристально разглядывал свое лицо. Лицо как лицо. Никаких особых примет. Прямой нос, узкие губы, темно-русые коротко стриженные волосы, футболка, обручальное кольцо. Больше ничего. Даже лысина не вырисовывается. Мужчина средних лет. Двое детей-подростков. Никаких особых примет.

Никаких примет вовсе.

Он рассмеялся, и его смех отозвался пустым эхом. Горький, одинокий смех отправленного в отставку полицейского низшего звена.

— Происхождение сильного кровоизлияния в двух местах, в затылочной части головы, не установлено, — сказал Ульф Мортенсон.

Пауль Йельм спросил:

— Разве вы не разговаривали с заложниками?

— Мы делаем нашу работу, а вы делайте свою. Может, и разговаривали. Но скорее нет, чем да. По показаниям судебного врача, внутричерепные повреждения были нанесены стволом ружья. Вы вырвали оружие у раненого и ударили его по голове?

— Так вы не разговаривали с заложниками…

Мортенсон и Грундстрём теперь сидели плечо к плечу в обычной холодной стерильной комнате для допроса. Возможно, они разнюхали про уловку Брууна с магнитофоном. Они сидели молча и ждали, когда Йельм снова заговорит. Он продолжил:

— Падая, Фракулла уронил ружье на пол, и оно оказалось совсем рядом со служащим по имени Арвид Свенсон. Арвид Свенсон поднял его и прижал к голове преступника.

— И вы ему позволили?

— Я находился в пяти метрах от него.

— Но вы позволили ему прижать опасное заряженное оружие к голове безоружного человека.

— Никто не знал, в сознании он или нет, поэтому служащий Арвид Свенсон поступил правильно, забрав оружие. Конечно, остального ему делать не следовало. И я крикнул ему, чтобы он прекратил.

— Но ведь вы никак ему не помешали, не схватили за руку?

— Нет. Но он сам через некоторое время отложил ружье в сторону.

— Через некоторое время… это сколько именно?

— Столько, сколько мне понадобилось, чтобы выблевать весь завтрак.

Пауза. Наконец Мортенсон медленно и зло изрек:

— Итак, при выполнении самовольной миссии, в то время как вам следовало бы ждать приезда специалистов, вы вдруг выходите из игры по причине нарушенного пищеварения. А что если бы Свенсон застрелил преступника или если бы преступник очнулся, что тогда произошло бы? Вы оставили слишком много свободных нитей, никак не закрепив их.

— Перегибаете, — сказал Йельм.

— Что? — переспросил Мортенсон.

— Меня вырвало именно потому, что преступник был мною обезврежен. Ведь я впервые в жизни стрелял в человека. Надо полагать, вам это известно.

— Разумеется. Но только не в разгар чрезвычайно важной операции, которую вы по собственному почину решили осуществить в одиночку.

Мортенсон полистал свои бумаги и через некоторое время продолжил: