Мистер Пип - [25]
И Дэниэл, который выглядел таким гордым, ответив на вопрос, указал в направлении школы. Мы все знали, что он имел в виду — речь шла не о школе, а о старом доме священника, скрытом из виду густой растительностью. Офицер сказал что-то на пиджине нескольким своим солдатам. Они, как один, посмотрели, куда указывал Дэниэл. Офицер не забыл о нем. Он щелкнул пальцами, чтобы Дэниэл вышел из строя. Дэниэл подбежал трусцой, подражая солдатам. Офицер как-то странно посмотрел на него. Мне показалось, что он ударит Дэниэла за дерзость. Вместо этого он положил ему на плечо руку, и приказал Дэниэлу идти с солдатами и привести мистера Диккенса.
Мы привыкли видеть мистера Уоттса в костюме. Мы привыкли к его глазам, готовым выпрыгнуть из орбит, и к стройному тощему силуэту, на котором висела одежда. Мы уже забыли, какое впечатление производит белый в нашем потном зеленом мире. И мы снова испытали это, когда увидели мистера Уоттса и его жену в окружении солдат.
Офицер стоял спиной к нам, и когда процессия стала приближаться, он сложил руки на груди. Дэниэл шел впереди. Он выглядел таким гордым. Он шагал, размахивая руками. Теперь я видела мистера Уоттса глазами краснокожих. Я увидела то, к чему мы так привыкли, свежим взглядом. Мистер Уоттс возвышался над солдатами. Он щурился на солнце, хотя в это время дня свет не был сильно ярким. Но, все же, не думаю, что его прищур имел какое-то отношение к солнцу. Я поняла, что мистер Уоттс делал что-то, что моя мама называла оскорбительным. В те минуты мне казалось, что он сдерживает оскорбленные чувства.
Но я могла ошибаться, потому, что когда он пришел на поляну, я поняла, что он щурился, избегая прямого взгляда. Он смотрел куда угодно, только не на нас — людей, которых он знал. Если быть критичным, то можно было бы сказать, что он выглядел, как выглядят важные и самолюбивые белые, частью живой пирамиды которых стал мой дед. Он выглядел, будто готовился сказать речь, будто просто ждал, пока его пригласят выступить.
Произошли еще кое-какие маленькие изменения. Прошло какое-то время с тех пор, как мы в последний раз видели на нем галстук. Его левая рука беспокойно теребила галстук у шеи. Он нашел рубашку с пуговицами. На нем были туфли. Он был одет так, словно спешил на самолет.
Похоже, краснокожие солдаты забыли о нас. Они таращились на мистера Уоттса, окружив его своими пристальными взглядами. Мы еще раз убедились, какую же странную рыбу вынесло на наш берег.
Они, наверное, видели белых и раньше. В Морсби полно белых. В Лае и Рабауле тоже. Долгие годы, пока не начались военные действия, белые из Австралии приезжали, чтобы управлять шахтой. Мы часто видели их вертолеты и легкие самолеты. Мы видели их прогулочную яхту в море. И если бы я была постарше в те времена, я бы заметила, как заметила мама, что когда бы наши мужчины ни возвращались из мира белых, они приходили немного изменившимися.
Офицер подошел к мистеру Уоттсу. Он встал на полшага ближе, чем было нужно, и уставился ему в лицо.
— Ты — мистер Диккенс.
Ответ мистера Уоттса представлялся очевидным. Я ожидала, что он спокойно прояснит путаницу с Пипом. Даже Грейс могла что-то сказать. Но так же, как моя мама, она закрыла глаза, она отключилась до такой степени, что, даже присутствуя физически, она была где-то далеко.
Какой бы мистер Уоттс не собирался дать ответ, все изменилось в тот момент, когда он посмотрел на Дэниэла, с довольным видом стоящего в шаге позади офицера. Я думаю, именно тогда мистер Уоттс понял, откуда взялось непонимание, и этот ряд обстоятельств привел к тому, что он ответил:
— Да, это я.
Это была ложь, которую любой из нас, детей, мог опровергнуть, и я осознавала, мы все осознавали, насколько сильно мистер Уоттс полагался на нас в тот момент. Дэниэл был единственным, кто не понимал, что было поставлено на карту. Он либо не понимал, либо попросту не услышал, как мистер Уоттс осторожно превратился в величайшего английского писателя девятнадцатого столетия.
У мамы тоже был шанс раздавить своего врага, но она промолчала. Ее глаза оставались закрытыми. Те из взрослых, кто мог прояснить ситуацию, боялись обратить на себя внимание. Между нами и мистером Уоттсом разверзлась бездна — между его белизной и нашей чернотой, и никто из нас не хотел оказаться там, где сейчас стоял мистер Уоттс, совсем один.
— Где мистер Пип? — спросил офицер.
Другой белый сейчас рассмеялся бы в голос, но мистер Уоттс отнесся к вопросу уважительно.
— Сэр, позвольте я объясню. Пип — выдумка. Это персонаж из книги.
Офицер пришел в ярость. Допрос выходил из-под контроля. Ему нужно было спрашивать, что за персонаж, из какой книги, тем самым выявляя свое невежество. Я прямо видела эти вопросы на его лице.
— Я понимаю, откуда путаница, — в конце концов, произнес мистер Уоттс. — Если позволите, сэр, я могу показать вам книгу, и вы убедитесь, что Пип — действительно персонаж из «Больших надежд». В первый раз за все это время мистер Уоттс посмотрел в нашу сторону. Он выбрал меня:
— Не поможешь, Матильда? Книга на столе.
Я не двинулась с места, пока офицер не кивнул мне. Я думала, что он пошлет со мной солдата, но он этого не сделал. Один солдат, обнимающий винтовку, повернулся и смотрел, как я побежала в школу. Все то короткое расстояние, что я бежала, у меня не выходили из головы его налитые кровью глаза и дуло его винтовки. Я знала, что мне нужно сделать. Мне нужно было выполнить задачу так быстро, насколько это вообще было возможно.
«Молодой человек, а это был не кто иной, как поручик Ржевский, спавший на кушетке, открыл глаза, потер их и протяжно протянул: «Фу-у-у!» Затем он пробормотал «надо ж такому присниться», сел и огляделся. По всей комнате была разбросана одежда: там сюртук, чуть поодаль порты, а на комоде – сапог, точно чучело некоего неведомого животного. Поручик повел глазом и заметил подле ножки кушетки алый дамский бант на серебристой щегольской прищепке…».
В своей книге автор касается широкого круга тем и проблем: он говорит о смысле жизни и нравственных дилеммах, о своей еврейской семье, о детях и родителях, о поэзии и КВН, о третьей и четвертой технологических революциях, о власти и проблеме социального неравенства, о прелести и вреде пищи и о многом другом.
Название повести «Образок» в книге Ольги Дунаевской символично: образ детства, родных людей, мест, всего любимого и ушедшего, но сохранившегося в душе навсегда. Самым близким человеком для героини становится бабушка, уход которой из жизни рушит и без того хрупкий Олин мир. Искренности этой мемуарной повести добавляют фрагменты воспоминаний, записанные едва научившейся писать девочкой под диктовку бабушки. Рассказы, грустные и смешные, продолжают жизнь героини во времени. Они о самом главном – об отношениях с теми, кого мы любим.
"Манипулятор" - роман в трех частях и ста главах. Официальный сайт книги: http://manipulatorbook.ru ВНИМАНИЕ! ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОДЕРЖИТ НЕНОРМАТИВНУЮ ЛЕКСИКУ! ПОЭТОМУ, ЕСЛИ ВЫ НЕ ДОСТИГЛИ ВОЗРАСТА 18+ ИЛИ ЧТЕНИЕ ПОДОБНОГО КОНТЕНТА ПО КАКИМ ЛИБО ПРИЧИНАМ ВАМ НЕПРИЕМЛЕМО, НЕ ЧИТАЙТЕ "МАНИПУЛЯТОРА".
"Манипулятор" - роман в трех частях и ста главах. Официальный сайт книги: http://manipulatorbook.ru ВНИМАНИЕ! ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОДЕРЖИТ НЕНОРМАТИВНУЮ ЛЕКСИКУ! ПОЭТОМУ, ЕСЛИ ВЫ НЕ ДОСТИГЛИ ВОЗРАСТА 18+ ИЛИ ЧТЕНИЕ ПОДОБНОГО КОНТЕНТА ПО КАКИМ ЛИБО ПРИЧИНАМ ВАМ НЕПРИЕМЛЕМО, НЕ ЧИТАЙТЕ "МАНИПУЛЯТОРА".
ВНИМАНИЕ! ПРОИЗВЕДЕНИЕ СОДЕРЖИТ НЕНОРМАТИВНУЮ ЛЕКСИКУ! «Манипулятор» – книга о стремлениях, мечтах, желаниях, поиске себя в жизни. «Манипулятор» – книга о самой жизни, как она есть; книга о том, как жизнь, являясь действительно лучшим нашим учителем, преподносит нам трудности, уроки, а вместе с ними и подсказки; книга о том, как жизнь проверяет на прочность силу наших желаний, и убедившись в их истинности, начинает нам помогать идти путем своего истинного предназначения. «Манипулятор» – книга о силе и терпении, о воодушевлении и отчаянии, о любви и ненависти, о верности и предательстве.