Мистер Невозможный - [58]

Его милость упоминал, с какой быстротой здесь распространяются новости. Странно, что никто в Минье не сказал о нем ни слова. Его судно должно было остановиться там пополнить свои запасы. Иначе им бы пришлось сделать это в Ассиуте, находившемся почти в ста милях от Миньи.

Размышления о взятках и о его милости лорде Ноксли занимали Дафну всю дорогу до причала. Когда они приблизились к реке, молодая женщина, растолкав мужчин, протянула завернутого в грязные тряпки ребенка Дафне.

— Помоги моему ребенку! — в отчаянии кричала женщина по-арабски. — Сотвори чудо для моего младенца, английская леди.

Мужчины пытались оттолкнуть женщину. Руперт обнял Дафну за плечи.

— Ее ребенок болен, — сказала она.

— Я вижу, — сказал он. — Но они все больны, и я никому не доверяю. Том, достань монету из моего кармана и отдай ей. — Он притянул к себе Дафну. — Пойдемте.

Дафна пошла с ним, но оглянулась. Женщина была молода, почти девочка. Она затрясла головой, когда Уда-ил-Том протянул ей монету, слезы текли по ее щекам.

— Мой ребенок, — рыдала она, — пожалуйста, английская леди!

Дафна взглянула на Карсингтона, у него на лице было страдальческое выражение. Тогда она сказала женщине:

— Пойдем с нами.

Руперт видел, что мать была молодой, бедной и в полном отчаянии. Ему не хотелось отказывать ей в помощи, но это могло оказаться ловушкой. Или могло навлечь беду. Если младенец умрет, а было похоже, что он находился на последнем издыхании — многое может произойти, но ничего хорошего. Том и Лина сходились во мнении, что в этих краях в ходу кровная месть.

Руперт был и так занят, охраняя миссис Пембрук и ее свиту от грабителей. И если чего-то еще не хватало «Изиде», так это преследования их толпой мстительных местных жителей. Разумнее всего было дать девушке щедрый бакшиш и поскорее избавиться от нее. Он бы вел себя разумнее, отнес бы миссис Пембрук, если бы потребовалось, на руках, но эта проклятая египтянка разрыдалась. Как только потекли первые слезы, он понял, что у него нет никаких шансов.

Руперт благополучно провел всех на борт, пристально следя за ними, пока они поднимались на «Изиду». Он остался на палубе с остальными мужчинами. Время от времени из средней каюты, быстро превращенной в больничную палату, выбегала Лина. Ее сообщения о состоянии ребенка неизбежно оказывались мрачными. Ребенок страдал от желчной лихорадки, а может, от тифозной лихорадки или чего-то еще похуже. Желтуха убивала сильных здоровых взрослых. Как она слышала, от нее чуть не умер генеральный консул, а его лечили настоящие доктора, а не шаманы или деревенские колдуньи. Что поможет слабому, истощенному младенцу, которого долго лечили только заговорами и колдовскими заклинаниями? Теперь они все заразятся и умрут, а когда они все умрут, придут крестьяне и разграбят судно, а их тела бросят в воду на съедение рыбам и крокодилам.

После того как Лина вернулась к своей хозяйке и верной смерти, судя по доносившимся звукам, Руперт провел несколько часов, проклиная себя за то, что снова пал жертвой женских слез.

Он был идиотом. Нет, еще хуже, он был простаком!

Женщины плакали охотно и часто. Взрослому мужчине следовало сохранять хладнокровие, когда они это делали. Если бы он оставался рассудительным, миссис Пембрук не оказалась бы в опасности, и даже не просто в опасности, а под угрозой заразиться какой-то отвратительной чужеземной болезнью.

Они находились за пределами цивилизации и всего, что хотя бы отдаленно напоминало медицинскую помощь.

Все, что она имела при себе, — это ее медицинский ящичек, содержимое которого таяло из-за несчастных случаев среди команды. Она кому-то вылечила ушибленную ногу, кому-то распухший палец, и еще у кого-то был солнечный удар. Руперт не имел представления, знает ли она, как лечить эту лихорадку. Если она заболеет, он не будет знать, что ему делать.

От захода солнца и до того, как на небе не исчезли последние проблески света и звезды не выстроились в знакомые созвездия, Руперт ходил по палубе, огрызался, когда к нему обращались, и упорно отмахивался от Тома, пытавшегося заманить его в носовую каюту, где его ждал ужин. Когда он услышал за спиной шаги, то подумал, что это опять Том пришел надоедать ему.

— Нет, я не хочу никакого ужина, — сказал Руперт. — Нет, неужели не ясно? Я думал, ты научился этому английскому слову. Видимо, я ошибся. Как по-египетски «нет»? Может быть, «бокра»? Не сегодня.

— Нет — это «ла», — услышал он насмешливый женский голос. — Вежливый отказ был бы «ла шокран».

Руперт мгновенно повернулся, и его сердце чуть не выскочило из груди. Ему удалось не протянуть руки и не заключить ее в объятия, но он не сумел скрыть расплывшуюся по его лицу идиотскую улыбку. И все это от звука ее голоса.

Но в ее голосе звучало радостное удовлетворение. Естественно, Руперт почувствовал облегчение. Ребенок не мер. Должно быть, есть надежда, иначе бы в ее голосе он слышал разочарование и печаль.

— Ребенок? — спросил он. — С ним все в порядке?

— Удивительно, но это она, — ответила Дафна. — Девочки здесь не очень ценятся, и обычно они не заслуживают особого внимания. Но матери Сабы она очень дорога. Знаете, ее имя означает «утро». Мы смогли напоить ее, кажется, это помогло. Мы ее выкупали в прохладной оде, и она прекрасно перенесла это, совсем не так, как ее мать, пришедшая в ужас. Затем я попробовала отвар перуанской коры. Кажется, жар спадает. И даже довольно быстро.