Мистер Хайд - [20]

Жантом провел руками по лицу, потом долго растирал щеки. Теперь все у него в руках, он уже видит написанную им увлекательную книгу на основании вот такого живого материала необъяснимых преступлений. Это не будет рассказ о знаменитых загадках. Нет, он поведает настоящую захватывающую историю с совершенно вымышленным главным героем, представляющим себе все свои приключения как словесные изыски. К тому же ничто не помешает ему полностью переделать происшествие на улице Катр-Ван, сделать убитого отставным адмиралом, виновным в каком-то тайном должностном преступлении. И вот теперь наступила расплата. Дюма в своем «Графе Монте-Кристо» уже указал направление. Но этот жанр не получил продолжения. Жанр — это образ. А если вернуться к несчастному Шайу, подумал Жантом, то здесь в постановке явно чего-то не хватает. Свечи по обеим сторонам кровати — это хорошо. Но надо еще увидеть труп, лежащий со сложенными руками на кровати, словно ожидающий людей в белом, свой почетный караул. Поэтику создает образ в своей выразительной наготе. Риторика излишня. Я это чувствую. Чувствую настолько остро, что дам согласие старику Дельпоццо. Прямо сейчас.

Он поджег край листка, посмотрел, как он чернеет и скручивается в пепельнице. К нему никто не заходит, кроме консьержки, убирающейся в квартире два раза в неделю. Но вполне вероятно, что она везде сует нос. Этот листок мог бы привлечь ее внимание. И потом, гораздо интереснее носить свои тайны при себе, как животные, передвигающиеся вместе с детенышами, вцепившимися в их шкуру.

Жантом мог бы и позвонить. Но ему хочется сообщить шефу конфиденциально. Он поймал того на пороге бухгалтерии.

— Ах, это ты, тоже сюда? — спросил Дельпоццо наигранным тоном.

— Нет, — ответил Жантом, — я пришел не за чеком. Просто хочу сказать, что согласен.

— Согласен с чем?

— С вашим предложением.

Издатель взял Жантома за руку и отвел в сторону.

— Тише, приятель. Я еще никому об этом не говорил. Ты хорошо подумал?

— Да. Наверное, получится. Я уже вижу главного героя. Эдакий эстет. Представьте себе Фантомаса, созданного Андре Бретоном.

— Ну вот! — улыбнулся Дельпоццо. — В добрый час. Раз ты за это взялся.

Он пощупал лоб Жантома.

— Не очень волнуешься? Я же тебя знаю.

— Я очень серьезен.

— Пусть так. Сколько тебе нужно времени? Полгода? Год? Допустим, год? Ты пишешь не очень быстро. Разумеется, я дам тебе аванс, чтобы ты мог спокойно работать. Об этом просочатся слухи. У тебя начнут выпытывать. Но ни слова. По крайней мере до того, как ты мне дашь хотя бы пятьдесят страниц. Если удастся, наберу небольшую команду. Извини, у меня обед с двумя американцами. Счастливо, дорогой Рене.

Жатом вышел с меньшей уверенностью в себе. Это ведь не комиксы. Нет. У него в голове созрел довольно точный план, но его опередил Гюисманс. Портрет Жиля де Ре в романе «Там» — это почти то же самое. С той разницей, в пользу Гюисманса, что его «Синяя Борода» стал уже героем легенды. А вот Шайу… Потребуется приложить массу усилий, чтобы из убийцы майора сотворить дьявольский портрет чудовища, способного надолго захватить воображение… Ландрю… Петио… Джек Потрошитель… «Вероятно, я замахиваюсь слишком на многое, — подумал Жантом. — Я должен исходить из обычного происшествия, из тонкой смеси грязи и украшательств… Если бы мне удалось встать на место преступника, то я совершил бы не воровство — кстати, весьма неприятное слово, — а ловкое изъятие определенных предметов, словно я превратился в обуреваемого страстью коллекционера. Из каждого преступления я создавал бы какую-нибудь удивительную драму ревности. Насладившись бредовой радостью эксклюзивного обладания, я придавал бы своей жертве пристойный вид. Именно так поступил убийца на улице Катр-Ван. Хорошая оформительская работа предоставляет путеводную нить. Здесь нет никаких сложностей, тем более что я почерпну все детали в своем воображении, за исключением тех, что станут известными из хроники. Пусть мне в общих чертах расскажут о преступлении, а я уж добавлю насилия. Вот оно, насилие. И я даже сомневаюсь, стоит ли мне продолжать лечиться у Бриюэна. Если он уничтожит это насилие, я окончательно стану писателем без воображения».

Вечереет. Жантом долго ходил по бульвару, не замечая времени. На улице мало народу. В кафе работает телевизор, и все уткнулись в экран. Говорит какой-то человек, прильнувший к микрофонам, которые болтаются перед ним, как змеи.

— Это комиссар Шабрие, — прошептала Лулу. — Что вам принести?

— Он давно выступает?

— Нет. Только начал.

— О деле Шайу?

— Да, конечно.

— Не торопитесь. Закажу потом.

— В этом деле удивительно то, — говорил полицейский, — с каким хладнокровием совершено преступление. Невольно приходишь в изумление от той утонченности, с которой действовал убийца. Зажженные свечи, труп на кровати, аккуратно завернутый в халат, короче, весь этот церемониал, но подождите… Забыл об одной необычной детали: на шее старика был завязан шарф, как будто…

Конец фразы Жантом не расслышал из-за поднявшегося вокруг шума. Он схватился за край стола, начал мять и медленно рвать лежащую на нем бумажную скатерть. Итак, убийца придумал то же, что он сам. Или, вернее, нет. У него возникла та же мысль, что и…