Миссия выполнима - [11]

Небо над Капитолием хмурилось и обещало снег. Этридж стоял на ветру в своем плаще, его щеки слегка раскраснелись, но он привык к мичиганским зимам, и холодами его было не испугать. Туристы и журналисты глазели на него и подходили ближе, чтобы запечатлеть момент ритуального входа в Капитолий в день открытия конгресса. Кучка демонстрантов внизу оставалась почти не замеченной, как они ни старались поднимать свои транспаранты, топча на газонах побуревшую траву. Этридж кивал, улыбался и заговаривал с друзьями, с коллегами и новыми знакомыми, которые проходили мимо; но в глубине души он продолжал хранить приподнятое чувство этого момента, когда надежда и многообещающее будущее на его глазах превращались в реальность. До инаугурации оставалось еще семнадцать дней, но именно сегодня, в этот полдень, начинался истинный отсчет эпохи Фэрли, и первое заседание нового конгресса будет проходить под знаком Фэрли, и все, что они будут делать в эти семнадцать дней, будет связано только с его именем, – невзирая на тот анахроничный факт, что президентом в Белом доме пока еще был Брюстер.

11.40, восточное стандартное время.

Дэвид Лайм, терзая свою манжету и то и дело поглядывая на часы, шел по коридору Центрального офиса в направлении выхода на Семнадцатую улицу. Чэд Хилл поспевал за ним с атлетической непринужденностью, которая была бы достойна всяческой похвалы, если бы не его очевидное преимущество молодости: он был лет на двадцать моложе Лайма.

– Может быть, лучше остаться в офисе?

– Для чего?

– Ну, хотя бы для того, чтобы использовать его как штаб-квартиру. Отсюда лучше все координировать.

– Нечего тут координировать, – ответил Лайм. – В машине есть связь.

Они вышли через стеклянные двери. Лайм поднял воротник пальто. Ветер пронизывал насквозь, он дул со стороны Потомака, температура падала с каждым часом. «Вот-вот пойдет снег», – подумал он и проскользнул на заднее сиденье заурядного темно-зеленого четырехдверного «шевроле», который въехал передними колесами на бордюр тротуара. Хилл сел рядом с ним. Лайм сказал водителю:

– Поезжайте прямо на Холм, к западному крылу, и побыстрее.

Водитель посмотрел в зеркальце, подождал, пока мимо проедут автомобили, и плавно вырулил на шоссе. Чэд Хилл сказал шоферу:

– Поторопитесь, пожалуйста. И включите сирену.

– Нет, – возразил Лайм. – Время у нас есть. Я не хочу устраивать на улицах пробки из-за «мигалки».

Он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и подумал о том, выглядит ли он снаружи так же мрачно, как чувствует себя внутри.

Чэд Хилл сказал:

– Будем надеяться, что вы не ошибаетесь.

Да, возможно, он не ошибался. Но только возможно.

Все говорило как раз об обратном. Группа Страттена прибыла в Вашингтон около недели назад, подкрепление из Лос-Анджелеса – несколькими днями позже. Если вы приезжаете на место и планируете акт насилия, то не останетесь там дольше, чем необходимо для его подготовки. То, что они задумали совершить, должно было быть совершено очень быстро.

Убийство Барбары Норрис свидетельствовало об их отчаянии – если бы у них было время, они обставили бы это более драматично или менее вызывающе. Одно из двух. То, как они убили Норрис, говорило о том, что у них не было времени сделать это лучше. Зверская жестокость преступления могла иметь характер демонстрации, но в таком случае они явно торопились: будь у них хоть какой-то запас времени, они подбросили бы тело в такое место, где оно привлекло бы больше внимания. Например, к подъезду редакции известной газеты, дверям полицейского участка или подножию мемориала Линкольна.

Значит, они очень спешили. Это могло означать, что операция была назначена на сегодня.

У них явная склонность к драматическим эффектам. Это видно даже по надменному лицу Страттена, не говоря уже о том, что они сотворили с Норрис. Можно не сомневаться, что их главный план предполагает большое стечение публики – нечто грандиозное, не просто ужасное, а катастрофическое. Но что? Покушение на президента маловероятно. Ему оставалось пробыть на посту всего семнадцать дней, он вряд ли мог служить достойной целью.

Вновь избранный президент улетел в Европу. Они не стали бы затевать всю эту историю только для того, чтобы подложить бомбу в Пентагон или Библиотеку конгресса; Страттен не похож на человека, который может удовлетвориться анонимным взрывом с символическими последствиями.

Оставался один-единственный правдоподобный вариант: они заложат бомбы в Капитолий, чтобы устроить взрыв на первом заседании нового конгресса.

11.50, восточное стандартное время.

Вице-президент уже собрался развернуться и войти в здание Капитолия, когда почувствовал возле себя чье-то присутствие: оглянувшись, он увидел рядом сенатора Фицроя Гранта. Грант благословил его взмахом своей сигары и протянул ладонь; они пожали друг другу руки, ни на минуту не забывая, что находятся на публике. Лидер сенатского меньшинства сказал:

– Эти молодые люди со своими плакатами сегодня ужасно некстати. Портят все удовольствие от праздника, не правда ли?

– Ну что вы, Фиц, ничего подобного. Если бы их там не было, нам бы их стало не хватать. Мы к ним так привыкли.