Миссия в Ташкент - [116]

Автор потом начинает расследовать деятельность полковника Бейли и майора Блекера. Он приводит цитаты из книги полковника Этертона «В сердце Азии». Случайно он обнаруживает, что когда мы уезжали в Ташкент из Кашгара, служащий Кашгарского отделения Русско-азиатского банка написал письмо большевистскому правительству с предостережением относительно нас. Мы знали, что этот человек сигнализировал в Ташкент о некоторых русских в Кашгаре, но это был первый случай, когда мы узнали, что он был советским агентом, сообщавшим и другие новости из Кашгара.

Автор удивлен «наглостью» моего требования разрешить послать шифрованную телеграмму в то время, когда наши войска оккупировали Архангельск и Мурманск и вели боевые действия в Транскаспии! Этот запрос, как он сообщает, был поддержан комиссаром по иностранным делам. Левые эсеры обвиняются в желании сотрудничать с агентами «английского империализма», а позже эти же силы обвиняются в освобождении меня из-под ареста, что таким образом и позволило мне скрыться. Так у моего друга Дамагацкош (левого эсера) появились серьезные проблемы во взаимоотношениях со своими большевистскими начальниками из-за сравнительной мягкости во взаимоотношениях со мной.

Автор, очевидно, имел доступ к документам различных правительственных ведомств того времени и вплел несколько фактов из ташкентских правительственных архивов в свою повесть. Вернемся к его рассказу, он утверждает, что фотография Бейли, найденная среди документов отчетов, во многих отношениях похожа на Мюррея. Более того, Бейли был левша, факт, который он скрывал, но он выдал себя в этом отношении, когда брился! Еще, агент, который часто следил за Бейли на улице, вспоминает, что Бейли, когда он прогуливался с дамой, не шел, «как все мужчины», слева от дамы, а всегда на противоположной стороне тротуара.

Обнаружилось, что у Мюррея были точно такие же особенности. Казалось вполне естественным для британской секретной службы послать опять в страну человека, знавшего страну, чтобы организовать там аварии и саботаж. Этот роман сопровождался открытым письмом «полковнику Ф.М. Бейли» цинично-развязного характера.

Конец Бухары был печален. Партия Младобухарцев[121] попыталась захватить власть в первые годы революции, но они выступили слишком поспешно. Они насчитывали в своих рядах только триста человек.

Весной 1918 года Колесов, с которым я общался в качестве главы Туркестанской республики, возглавил армию, направившуюся в Бухару, чтобы помочь партии Младобухарцев.[122] 1 марта он послал ультимативное требование принять в течение двадцати четырех часов программные требования Младобухарцев и предоставить конституцию под руководством этой партии. В ответ эмир выпустил двусмысленный манифест, и Колесов послал в Бухару комиссию, чтобы настоять на полном принятии требований. Затем в Кагане вспыхнули вооруженные столкновения, быстро распространившиеся на город Бухару, где все посланцы Колесова и почти все сторонники Младобухарцев были убиты.

Во время беспорядков, случившихся тогда, европейские русские, которые жили на территории Бухарского ханства, главным образом связанные с железной дорогой и жившие около нее, были вырезаны жесточайшим образом. Большевистский лидер получил неверные сведения об истинной силе и влиянии партии Младобухарцев,[123] и ему, в конечном счете пришлось отступить и подписать мирное соглашение в марте 1918 года. Тогда большевики оставили Бухару в покое на несколько лет.

Правительство Бухары, как я мог лично наблюдать, было безнадежно старомодным, и большевики легко могли вести там свою работу с помощью, как сейчас говорят, «пятой колонны». В конце концов большевики пошли на насильственное свержение власти эмира. При поддержке самолетов, бронеавтомобилей и бронепоездов город был захвачен вооруженными силами большевиков под командованием товарища Фрунзе в сентябре 1920 года. Три груженных золотом и драгоценными камнями вагона было вывезено из бухарского Казначейства.

Вся западная Бухара, включая Бурдалык, где я переправлялся через Оксус, в это время была захвачена, но сам эмир продолжал еще в течение нескольких месяцев вести неравную борьбу в восточных районах своей страны.

После потери города Бухары эмир перебрался в город Гиждуван в сорока верстах на северо-восток от Бухары; затем он перемещался в окрестностях Карши и Гузара, где он был разбит при столкновении с большевиками, после чего продолжил свое бегство в направлении Байсана и Гиссара. Из Гиссара эмир направил письма Вице-королю Индии, но эти письма так к нему и не пришли. Там положение у него было очень опасным, и поэтому он отправился на юг в Курган-Тюбе. В Кала-и-Вамар на Оксусе все еще был бухарский губернатор. Эмир хотел добраться до этого места, а затем направить свой путь в Гилгит и Индию, но большевики послали силы с Памира в Хорог (к югу от Кала-и-Вамара), чтобы отрезать ему дорогу. Помимо большевистских сил ему препятствовал глубокий снег, который был почти непроходимым.

Когда он понял, что дорога на Гилгит ему перерезана, то он должен был направиться в Ханабад в Афганистане, переправившись через Оксус выше расположения парома Сераи. В феврале 1921 года эмир оставил Ханабад ради Кабула, куда он прибыл в мае. Афганцы обращались с ним, как с заключенным, и подвергали цензуре все его письма, но позволяли ему ежемесячно тратить определенную сумму денег на текущие расходы. Однако вооруженную борьбу с большевиками продолжили басмачи, к которым присоединились остатки сил эмира.