Миссия России. Хватит ли сил у Путина? - [11]

Появление Примакова на посту главы МИДа не было случайностью. К середине 1990-х годов в российском политическом классе и общественном мнении созрело отторжение курса Козырева. В результате возник запрос на другую внешнеполитическую идеологию — более патриотичную и самостоятельную. Период добровольной зависимости от США заканчивался. Примаков же стал воплощением переориентации нашей внешней политики на защиту наших собственных интересов. Это особенно ярко проявилось во время его знаменитого разворота над Атлантикой, хотя он никогда не отрицал необходимость взаимодействия России с Западом. Более того, он считал это важным элементом нашей международной стратегии, но это взаимодействие, с его точки зрения, должно строиться на основе равноправия и чёткого понимания российских национальных интересов.

2015 г.

Воссоединение с Крымом: могли ли мы поступить иначе? (Интервью журналу «Историк»)

— Как вы оцениваете решение о воссоединении Крыма с Россией?

— Это решение было обусловлено двумя факторами. Во-первых, мы не могли оставить украинским ультранационалистам регион, где проживает в основном русское население. В противном случае, думаю, жертв там было бы не меньше, чем в Донецке или Луганске. Так что мы фактически спасли русское население Крыма, и не только русское, но и крымско-татарское, да и украинское. Потому что снаряды не разбирают, куда падать и кого убивать — русских, украинцев или татар.

Во-вторых, была и геополитическая причина. Владимир Путин ее сформулировал очень четко: он сказал, что в НАТО по большей части хорошие парни, но «пусть уж лучше они приезжают к нам в гости в Севастополь, чем мы к ним». Всем понятно, что контроль над Крымом и контроль над Севастополем — это контроль над всей северной частью Черного моря. И с учетом того, что именно в Болгарии и Румынии будут размещаться системы американской ПРО, что значительную часть своих противоракетных систем американцы будут размещать на военных кораблях, которые будут курсировать по Черному морю, нам, конечно, был необходим противовес. И Севастополь его обеспечивает.

Так что у России не было выбора. Любой другой шаг являлся бы геополитическим отступлением и был бы уязвим в морально-нравственном смысле.

— Можно ли говорить о том, что России навязали конфликт на Украине?

— Уж точно нельзя говорить, как наши либералы, что Россия сама ввязалась в этот конфликт. Его нам навязали — безусловно. К своему логическому завершению подошел тот конфликт национальных интересов, прежде всего между Россией и Соединенными Штатами, который очень остро обозначился уже во второй половине 1990-х годов. Ведь украинский кризис стал своего рода продолжением кризиса вокруг расширения НАТО, а курс на это был взят США еще тогда.

Цель ясна: оторвать Украину от России. Но не для того, чтобы помочь ей стать нейтральным государством, которое не будет ни с Россией, ни с западным альянсом. Нет, план был совершенно другой, и он сейчас выполняется, — чтобы оторвать Украину и противопоставить ее России, сделать ее плацдармом для антироссийской политической деятельности, превратить ее в своеобразную антитезу России на постсоветском пространстве.

В апреле 2008 года администрация Джорджа Буша-младшего, будучи уже на последнем издыхании, попыталась добиться фактического включения Украины в НАТО на саммите альянса в Бухаресте. Но тогда Франция и Германия заблокировали это решение. В итоге в 2014-м был организован «второй Майдан». Его задача заключалась в изменении той системы отношений, которая не позволяла принять Украину в НАТО и предполагала сохранение на неопределенное, очень долгое время российской военной базы в Севастополе. Потому что такая стратегическая расстановка сил в этом регионе не устраивала Соединенные Штаты.

На сей раз было решено действовать через Евросоюз, и такой сценарий, на мой взгляд, непринципиально отличался от сценария включения Украины в НАТО. Мы очень часто забываем, когда говорим, что «НАТО — плохая организация, а Евросоюз — хорошая», что те страны, которые входят в НАТО, входят и в Евросоюз. И в данном случае ЕС — это просто другая форма, другая ипостась западной экспансии. Россию поставили перед необходимостью отреагировать на экспансию Запада.

— Как вы считаете, Россия в долгосрочной перспективе проиграла Украину в качестве доброго соседа?

— У нас хотят верить в прямо противоположное — в то, что через некоторое время Украина все осознает и отторгнет тех политиков, которые осуществили государственный переворот, которые, с одной стороны, страдают патологической русофобией, а с другой — подвержены не менее патологической американофилии. И тогда все вернется на круги своя: мы снова будем близкими странами. Но в это трудно поверить.

Нет, я не считаю, что Украина обречена на Яценюка и Турчинова. Эти политики на самом деле действуют против национальных интересов своей страны, потому что их линия — это линия на подчинение Украины не просто Западу, а самым антироссийским кругам на Западе. Ведь для Яценюка идеальный партнер — даже не Обама, а Маккейн. Обама для нынешнего Киева недостаточно решителен: он не торопится с поставками оружия, он не посылает американские войска, он не хочет военного кризиса с Россией из-за Украины. Иногда кажется, что, если бы Яценюка спросили, надо ли США воевать с Россией из-за Украины, он, ни секунды не думая, сказал бы: «Конечно, они просто обязаны это сделать».