Миссия невыполнима - [121]

На диване рядом с Пестрецовым расположились Дженнифер О’Хара, также известная как Светлана Рысь, и швед Улоф Йоханссон, он же поляк Казимир «Лось» Витковский, Круль Казимеж. Перед ними стоял низкий столик с закусками и кофе. У дверей замер в ожидании полковник Мухаммед – новый глава королевской службы безопасности, организованной взамен дискредитировавшего себя «Аламута».

– И теперь вы мне так просто все это рассказываете, – задумчиво проговорил монарх.

– Да, Ваше Величество. Потому что вам необходимо знать, с какими вызовами вам придется столкнуться в период своего царствования. Между нами не должно остаться недоговоренностей, чтобы вы не подумали, что наблюдали какую-нибудь мафиозную разборку. Будущее Аль-Сауди в ваших руках, и это будущее – без галактических кланов.

– Что ж… – Король снова двинулся между стеллажами. – Я все понял. Полковник Мухаммед!

– Слушаю вас, мой король, – отозвался тот.

– Полковник Мухаммед, – ледяным тоном отчеканил Рашад, – арестуйте этих людей.

Сохраняя полнейшее хладнокровие, Мухаммед тут же дал знак рослым гвардейцам, и трое Горностаев мигом оказались на коленях с заломленными за спины руками – по-видимому, все было договорено заранее. Чашечка кофе, который смаковал Лось, полетела со столика, разбрызгивая коричневую жидкость по белоснежному ковру.

– Я могу раскидать их в два счета, – негромко проговорила Рысь по-русски.

– Держи себя в руках, боец, – отозвался Родим. Подняв взгляд, он пристально посмотрел в глаза Рашаду. – Это королевская благодарность за престол, если я правильно понимаю?

– О какой благодарности идет речь? – надменно вопросил монарх. – Вы на моих глазах убили моего родного брата, господа, и будете отвечать за убийство монарха по всей строгости закона королевства Аль-Сауди. Полковник, уведите этих людей.

В старом дворце на поверхности Панеконта, который новый король избрал в качестве своей резиденции, и за его пределами бушевало ликование по поводу восхождения на престол нового короля: выкрутасы предыдущего непутевого монарха успели основательно надоесть и народу, и правящей верхушке. Празднества длились целую неделю и завершились выступлением Рашада в королевском совете с новой экономической программой, включавшей выделение солидных сумм на восстановление экономики, пошатнувшейся во время правления Абдельмаджида, а также беспрецедентные меры по борьбе с наркотрафиком и торговлей людьми.

Все это время Родим Пестрецов, он же Песец, он же неуловимый наемный убийца мистер Сименс, провел в каменном мешке секретной тюрьмы «Аламута», расположенном глубоко в дворцовых подземельях. Тут поддерживалась постоянная температура плюс двенадцать градусов по Цельсию – видимо, для того, чтобы заключенные могли лишний раз прочувствовать неудобство своего заточения. Сырая одиночная камера с каменными стенами насчитывала пять шагов в длину и три в ширину. На этом пятачке пространства каким-то образом умещались: удерживаемая стальными цепями откидная койка-полка, которую насупленные надсмотрщики опускали поздно вечером и снова складывали, пристегивая к стене, рано утром; рваная дыра в полу с грязными коричневыми краями, в которую, видимо, полагалось справлять естественные надобности; привинченная к полу табуретка перед крошечным, сорок на сорок сантиметров, столом; ржавый умывальник в углу, плюющийся бурой жижей с неприятным запахом и химическим привкусом; бывший лейтенант диверсионного спецназа российского императорского флота Родим Пестрецов, одна штука.

Делать здесь было абсолютно нечего. Одежду у него отобрали, выдав взамен бесформенную тюремную робу, личные вещи тоже, лишив его тем самым возможности читать с коммуникатора или хотя бы просто играть в дурацкие компьютерные игры (на большее коммуникатор все равно не годился – камеру экранировали наглухо). Стены узилища были покрыты посаженной на раствор крупной бетонной крошкой, и ни писать, ни рисовать на них было невозможно, даже если бы у Родима нашлось чем. Можно было только непрерывно думать и ограниченно заниматься физподготовкой.

Это была одна из самых страшных для современного человека пыток – пытка информационным голодом. Пестрецову не ломали пальцев, вставив между ними карандаши, не загоняли иголок под ногти, не прикладывали раскаленное железо к телу. И тем не менее пытка вышла изысканной, на загляденье. Вертухаи, дважды в день приносившие еду – пустую овощную похлебку с куском серого, влажного, разваливающегося в руках хлеба либо безвкусную кашу из генномодифицированной перловки, именуемой «булгур», – вели себя так, словно в камере никого нет. Сколько Песец ни пытался заговорить с ними, они ни разу не дали понять, что слышат его или хотя бы видят. Разумеется, можно было бы попытаться уложить их отдыхать и вырваться в коридор, однако всякий раз, когда открывалась массивная дверь его камеры, он слышал снаружи до боли знакомый звук – тонкое пение готового к залпу молекулярного дезинтегратора. Если бы это имело хоть какое-то значение, Песцу было бы лестно, что ради него задействовано столь редкое, дорогостоящее и сокрушительное оружие. Однако это означало, что прорываться совершенно бессмысленно – в случае чего его распылят на атомы вместе с незадачливыми надсмотрщиками. Новый монарх не демонстрировал открыто свои возможности, но явно полагал, что Песец, как человек умный и подготовленный, поймет недвусмысленный намек.