Миссия на Маврикий - [96]

Лишь в семь склянок ночной вахты, когда постоянный бриз сменился порывами, а затем почти заштилел, на ветре под облаками замерцали вспышки и донеслись звуки отдаленной канонады. «Господи, сделай так, чтоб он не влез в плотную свалку без меня», — пробормотал Джек, приказав править на вспышки. Страх такого развития событий заползал ему в душу в эти томительные часы ожидания, а за ним и другие мрачные ожидания — одно хуже другого. Но он гнал их прочь: Корбетт — не Клонферт, да и, в любом случае, ходовые качества «Боадицеи» ему прекрасно известны.

С каждой склянкой пальба становилась громче, но и ветер с каждой склянкой все больше стихал, так что в конце-концов «Боадицея» уже едва управлялась. Короткие предрассветные сумерки закрыла стена теплого дождя, медленно исчезающая с восходом солнца — и вдруг расчистился весь горизонт, и море засверкало в лучах солнца. И посреди сверкающего моря, в четырех милях впереди, стал виден «Эфришен». Один французский корабль стоял на пистолетный выстрел против его носа, другой — на раковине. Английский фрегат огрызался отдельными одиночными выстрелами, в то время, как враги били по нему полными бортовыми залпами — и вот пушки «Эфришен» замолчали.

Всего в четырех милях — в свою трубу Джек отчетливо видел, как развивался флаг на флагштоке фрегата, вот он качнулся и медленно пополз вниз, вниз… а французские пушки все не смолкали. И еще четверть часа продолжался огонь по молчащему корпусу английского корабля.

Никогда ему не приходилось сдерживать себя с такой силой — зрелище было таким ужасным, что если б не поднялся легкий бриз, его сердце, наверное, разорвалось бы от горькой ярости. Но уже под ветром натянулись бом-брамсели, мягко толкая фрегат по глади моря, и вода зашелестела у бортов. Джек машинально отдавал приказы, приказал Сеймуру заменить фитили свежими и направил «Боадицею» на французов, дрейфовавших возле своего приза, шлюпки их сновали между кораблями.

— Эй, на марсе! — окликнул Джек дозорного, — видите ли «Стонча» и «Оттера»?

— Ничего, сэр, — был ответ. — Ничего на ветре, ничего с подветра.

Джек кивнул. Ветер посвежел, он мог чувствовать его на своих щеках, и удачно заходил с юго-востока или даже с юго-юго-востока, «Боадицея» теперь была на ветре от своих врагов. «Боадицея» шла вперед, и в это время все увидели, как мачты «Эфришен» рухнули за борт — первой фок-мачта, затем бизань, последней повалилась грот-мачта. При этом «Эстри» и «Ифигения» выглядели вообще неповрежденными.

Чего бы это ни стоило, он был обязан сопротивляться желанию просто рвануться вперед и сцепиться с французами: это было бы преступной глупостью. А вот намерение поставить свой корабль точно между двумя вражескими, паля с двух бортов, было чертовски сильным — а с таким ветром он мог зайти настолько далеко, насколько позволял его долг — быстро сильно ударить и отскочить. Более того, долг, пожалуй, требовал этого.

— Мистер Сеймур, — окликнул он, — я собираюсь подойти на мушкетный выстрел к наветренному кораблю. Когда я дам приказ, пусть правый борт откроет огонь, начиная с носовых — неторопливо, прицельно, по его корме. Пусть ждут после каждого выстрела рассеивания дыма. Как только выстрелит последнее орудие — разворот и полный залп левым бортом, когда мы постараемся пройти как можно ближе. Мистер Бьючен, правьте на «Ифигению».

«Боадицея» шла по ветру. Французы едва набрали ход, чтоб слушаться рулей, а она уже делала верных три узла. «Эстри» еще не вышел из-за корпуса «Эфришен», когда Джек скомандовал: «Огонь.» Орудия загрохотали одно за одним, неторопливо и размеренно, будто не замечая неровных бортовых залпов в ответ. Первые два из залпов «Ифигении» ушли в «молоко», третий лег хорошо, но в ответ все раздавались убийственно-точные выстрелы англичан, и с кормы «Ифигении» взлетали фонтаны щепок и разорванные гамаки. Особенно удачный выстрел двенадцатого орудия угодил в корму прямо возле руля, что вызвало радостные вопли английской команды. Затем раздался крик: «Руль на борт!», и «Боадицея» развернулась на ветер. Поворот еще не был закончен, когда «Эстри», поймав ветер, вышел наконец из-за корпусов «Эфришен» и «Ифигении».

Его залп тяжело рухнул на «Боадицею», разнес в щепки кормовую шлюпку на шлюпбалках и, казалось, остановил движение фрегата, так что в какой-то момент Джеку показалось, что он зашел чуть дальше, чем нужно в своем рискованном предприятии, и что корабль сейчас потеряет ветер под огнем неприятеля.

— Эй там, шкоты на ветер! — заорал он, и, почувствовав изменение в ходе судна, с огромным облегчением приказал:

— Трави грота-шкоты.

«Боадицея» все быстрее уваливалась на другой галс, паруса наполнялись ветром, и вот уже орудийные порты левого борта уставились на «Ифигению» пушечными дулами — и слитным всесокрушающим ревом ударил бортовой залп, а фрегат продолжал скользить по кругу, уходя от облаков собственного порохового дыма. В этот момент ядро с «Эстри» угодило в спину штурману, разорвав его пополам. Джек отчетливо видел его удивленно-возмущенное лицо, когда тело несчастного метеором пролетело мимо него и сшибло с ног правого штурвального. Капитан моментально занял его место, уводя фрегат дальше по дуге, пока паруса на бушприте не заполоскали, а квартирмейстер не перехватил у него штурвал. После чего Джек отошел к поручням, переступив через окровавленные останки.