Миссия на Маврикий - [71]

— Я понял вашу позицию, — откликнулся Фаркьюхар, — но решающее сражение произойдет на суше, и те несколько полков, которые есть в нашем распоряжении, должны будут быть высажены на берег.

— Да. То, что вы говорите — правда. И я признаю, что эти доводы могли бы заставить меня сомневаться в исходе куда сильнее, если бы меня не поддерживало то, что вы, скорее всего, назвали бы иррациональными надеждами.

— Не будете ли вы столь любезны поделиться источником своей уверенности?

— Вы, возможно, знаете, что среди сослуживцев наш коммодор известен под прозвищем «Счастливчик Обри». Я не собираюсь углубляться в концепцию того, что такое, в просторечии говоря, удача. Философски это не определяется. Повседневный опыт, однако, говорит нам, что она существует, и капитан Обри один из выдающихся ее обладателей. Именно это ободряет меня в бессонные ночи.

— Как бы мне хотелось, чтобы вы оказались правы! — воскликнул Фаркьюхар. — Я искренне надеюсь на это.

После паузы он добавил:

— Из-за множества причин, среди которых та, что я не имею права прикоснуться ни к своей плате, ни к подъемным, пока не вступил в должность, — он снова замолк, проведя ладонью по глазам, и судорожно сглотнул.

— Давайте-ка прогуляемся по палубе, — предложил Стивен. — зеленоватый оттенок снова покрывает ваше лицо, несомненно, он вызывается меланхолическими мыслями не в меньшей степени, чем движениями корабля. Свежий пассат выдует их вон из головы.

Свежий пассат немедленно сдул с головы мистера Фаркьюхара шляпу и парик. Их понесло к носу, где они были схвачены проявившим чудеса ловкости боцманом, выросшим из-за нового правого станового якоря. Правой рукой он поймал шляпу, левой — парик, затем имущество губернатора отправилось на корму с гардемарином. Ибо мистер Феллоуз предпочитал иметь весь шкафут между собой и квартердеком с того памятного дня в Саймонстауне, когда коммодор поговорил с ним с глазу на глаз. Этот разговор «с глазу на глаз» был слышен от кормового салона до форштевня и преисполнил команду одновременно веселым одобрением и трепетом перед суровым командиром.

Снова покрыв голову, мистер Фаркьюхар уцепился за ванты рядом со Стивеном, и, постепенно мертвенная бледность сошла с его лица.

«Боадицея» шла, кренясь под свежим ветром, клюзы подветренного борта скрылись в потоках проносящейся вдоль бортов белой пены, а наветренный борт сверкал широкой полосой новой медной обшивки. Впереди «Сириус» под таким же облаком парусов сохранял свое место в строю с такой точностью, что, казалось, корабли соединяет стальная балка. Фрегаты мчались на северо-восток по следам «Нереиды», дабы соединиться с «Мэджисьен» и «Ифигенией» у Порт-Луи. Они уже обогнали «Леопарда», вышедшего с двухдневной форой (капитан его приходился родственником адмиралу, и было сильное подозрение, что эта развалина отправлена на театр только для того, чтоб претендовать на свою долю призовых денег, буде таковые появятся), и продолжали пожирать милю за милей, словно собираясь пройти две тысячи миль в две недели (что было вполне реально, ибо им удалось поймать сильный пассат довольно далеко к югу).

— Быстрота решает все в этой операции, — заметил Фаркьюхар, — и мы видим, как быстрота приобретает зримые формы. Мы просто летим! Какая скорость! Это как скачки за приз в тысячу фунтов! Как сжимать в объятиях прекрасную женщину!

Стивен нахмурился, он не любил восторженных метафор Фаркьюхара.

— Конечно, быстрота решает все, — отозвался он, — но не меньше зависит от того, найдем ли мы другие корабли в точке рандеву. Океан так велик, эта стихия столь капризна, а инструменты для определения долготы столь несовершенны или столь несовершенно используются… Знавал я суда, крейсировавшие по десятку дней не видя своих мателотов.

— Положимся на математические дарования коммодора, — откликнулся Фаркьюхар, — или на его удачу, или и на то и на другое. Мне кажется, доктор Мэтьюрин, что благодаря вашим заботам я смогу проглотить немного бульона с маленьким тостом. Обещаю, что если я, в конце концов, получу свое губернаторство, то первым делом, сразу после принятия новой конституции колонии, я отплачу вам за заботы — черепахами!

Их упования не обманулись. Через день они увидели с подветренного борта горы Реюньона, пронзающие влекомые пассатом белые облака, в то время, как два фрегата шли на север, чтобы обойти Маврикий. Там, точно в условленных координатах, они встретились с остальными кораблями эскадры. Ламберт, как старший капитан, немедленно прибыл на борт «Боадицеи». Информация о положении в Порт-Луи оказалась точной: «Венус», «Манш» и корвет «Энтрепренант» мирно дремали в гавани, а «Беллона» и «Минерва» все еще были в море. С другой стороны, посланный крейсировать у юго-восточной оконечности острова Клонферт обнаружил новый французский фрегат, 38-пушечный «Эстрей», пришвартованным под защитой батарей Ривьер Нор на недосягаемой стоянке. Очевидно, командир его узнал о блокаде и не пожелал рисковать. Кроме того, Клонферт захватил «купца» в четыреста тонн в Джакоте, заклепал орудия на небольшой батарее, и взял в плен несколько офицеров. Правда, судно оказалось нейтральным, американским, одним из множества американских торговых судов, которые одни на правах нейтралов без риска ходили в здешних водах и служили источником информации для обеих сторон. «Однако даже так, — заметил Ламберт, — это было лихое дело.»