Миссия Артура Саламатина - [23]

Ничего более определённого, к сожалению, разузнать так и не удалось; но, по крайней мере, стало ясно, что Артур угодил — таки в руки властей.

Просто махнуть на всё это рукой Юрий никак не мог; он твёрдо решил хоть как — то помочь своему несчастному другу.

И пришлось Точиле встать на полную опасностей стезю частного сыска.

— Надо узнать, куда увезли Артура, — думал он, — наверняка кто — нибудь видел полицейскую машину, в которой его везли.

Не один день странствовал Точило по Москве, собирая всю, какую только возможно, информацию о возможном месте заточения Артура; наконец у него скопилось множество блокнотов, все листы в которых были испещрены записями свидетельских показаний.

Тогда писатель повесил на стене номера большую карту Москвы.

— Теперь надо отметить места…

Юрий распотрошил блокнот на листочки и стал пришпиливать их к карте красными булавками.

— Здесь должно быть перечисление улиц…

Когда листки закончились, он взял красную бечёвку и начал соединять булавки в лишь ему известном порядке.

— Теперь всё встаёт на свои места.

На карте явно читались цифры «2» и «3».

В дверь постучали.

— Открыто.

В комнату вошёл Кипарисов.

— Добрый день, я пришёл за вещами Артура.

— Зачем вам его вещи?

— Так вы не знаете, где Артур? —

— Знаю, он на хлебном заводе.

— На каком ещё хлебном заводе! Его поместили в Микулинскую спецлечебницу. Я пришёл за его личными вещами. Вы можете их дать? Мне нужно. Это очень поможет для написания диссер… истории болезни.

— У него нет своих вещей.

Кипарисов собрался уходить; его взгляд упал на карту.

— Я конечно знал, что туристы строят грандиозные планы по осмотру достопримечательностей, но это явно перебор.

«Этот город боится меня. Я видел его истинное лицо. Я знаю каждую улицу, каждый переулок этого города. Кто — то скажет, что это невозможно. В ответ я только усмехнусь. Я провёл этот день гуляя по этому странному многолюдному, но такому одинокому городу. Его следы везде. Он не замечает как много изменяют в поступки этот мир. Но я вижу всё. Галахад, я знаю, чего ты хочешь добиться. Я вижу твою цель. А ещё я знаю, где ты сейчас. Галахад Стоун, я иду за тобой.»

Глава 8

…В психушке жизнь шла своим чередом. Пациентов пичкали таблетками, кормили овсянкой и молочным супом, устраивали им процедуры и проводили разного рода терапию, показывали по вечерам «Спокойной ночи, малыши», а изредка отпускали погулять вокруг корпуса под присмотром отряда санитаров.

Одинаковые, серые дни сливались в один сплошной дурман, за которым легко можно было потерять счёт неделям и месяцам.

От такой жизни легко было потерять всякую веру в освобождение и волю к победе, слиться с дурдомом, стать его частью; сойти с ума по — настоящему и сделаться полнейшим психом, таким, как те несчастные, что ютились во флигеле, в отделении для идиотов и дегенератов.

Без сомнения, всё это рано или поздно произошло бы и с Арутром, если бы не его тайная жизнь — жизнь, неподконтрольная ни всей армии медсестёр и врачей, ни самому доктору Могильцову.

Вечерами, после ужина, когда в отделении оставались лишь дежурные санитары, Саламатин вместе с сектантами и ещё несколькими пациентами — своими новыми друзьями — обсуждал перспективы своей великой миссии, строил планы и готовил вооружённое восстание.

Да, революция! Это слово впервые было произнесено Фортуной, когда они с Артуром распивали стащенный у Монеты лимонад — который она, в свою очередь, свистнула у санитара, а тот скоммунидзил у поварихи.

— Ты бы, наставник, власть в свои руки брал, — сказал Фортуна в тот памятный вечер, — развалюцию пора устраивать! Взашей этого Могильцова вытолкать — да пойти брать Минск, что ли… ну, или как скажешь.

Крепко запали эти слова в душу Арутра; да так крепко, что он и впрямь решил воплощать их в жизнь.

Ему уже стало ясно, что с его заточением скоро будет покончено.

Идея встретила самую горячую поддержку.

— Я ведь тоже участвовал в революции! — воскликнул двухметровый амбал — местный Наполеон[2].

— И я, — заметил Ленин, — долой ца`ря, вся власть Советам!

— Ну что, пойдём громить кабинеты? — Фортуна потряс в воздухе кулаком.

Тут в палату заглянула медсестра, и восстание пришлось отложить до лучших времён.

Лучшие времена, после недолгой перепалки, были назначены на завтра. Поздним вечером новоявленные повстанцы с воодушевлением принялись за подготовку.

Сформировали штаб — в него, понятное дело, вошли Артур и все сектанты, а также Ленин, Наполеон и примкнувший к ним Робеспьер.

Екатерина Великая, не питая особой любви к идеям демократии, предпочла остаться наблюдательницей; Сталин и Повелитель Вселенной Тёмный Властелин Сын Смерти Крокус Момус заняли выжидательную позицию.

Согласились участвовать в свержении существующей власти и несколько нетитулованных персон — простые граждане — пациенты.

— Спать нам сегодня не придётся, — заявил Артур, — всю ночь будем готовиться.

— А вот это лишнее, — возразил Форутна, — хорошо поспать никогда не мешает, особенно перед заварушкой.

С этими словами он завалился на койку и захрапел — то ли притворился спящим, то ли и взаправду уснул.

Другие, однако, следовать его примеру не собирались. Артур отправил гонца в женскую палату, и тот вскоре вернулся вместе с Монетой и Асей.