Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений - [26]

Скверные ругатели они, умом не вышли, Лейны, и вся семья такая.

Джон Лейн, меньшой, так тоже он папист и пьяница — яблочко от яблони недалеко падает.

Вы, верно, помните, что Сусанна наша названа в честь прекрасной героини из апокрифов. Той, которую в распутности напрасно обвинили.

Ну вот, так же в точности и на мою дочь возвел напраслину этот Джон Лейн, поганец.

Случилось это летом 1613 года, как раз когда уж мистер Шекспир отошел от дел в театрах, чтоб тихо-мирно век вековать со мною дома в Стратфорде.

На одном званом ужине, народу много было, Джон Лейн надрался.

Вино развязало ему язык, и изо рта у него уж такая дрянь поперла.

Когда рыбу подали, он плюхнулся лицом в тарелку, однако же успел пробормотать, люди слыхали, что у старшей, мол, у дочки мистера Шекспира в причинном месте теча.

Совсем совести нет у людей.

Под этой течей он сифилис подразумевал.

На гонорею намекал. Когда гноятся почки.

Болезнь венерическая. Дурная. Вот что он приписал нашей Сусанне.

(Если сомневаетесь, сами можете удостовериться по списку болезней, в порядке алфавита приведенном в предисловии к «Выбранным заметкам» по медицине моего дорогого зятя Джона Холла. Там под буквой «Г» первым делом так и стоит: «Гонорея, см. гноеистечение из мочеиспускательных каналов».)

И будто еще мало ему этого, Лейн, зла на него не хватает, ведь не угомонился, щекой в жареной семге лежучи, а выдумал такую пакость, что будто бы Сусанна прелюбодейничала с Ральфом Смитом в доме у Джона Палмера.

* * *

Ну, все вранье собачье, ни слова правды.

Тут что ж и толковать.

А правда та, что Сусанна тогда была, как и доныне остается, счастливая супруга и мать нашей внучки Елизаветы.

Правда та, что Джон Лейн — пьяница, а у злого, когда надерется, одно только зло на языке.

Милая, невинная Сусанна!

Как и ее тезка, она изобличила эту свинью Лейна, будучи благоразумна и премудра так, что и мужчинам впору, а те уязвлены похотью к ней и полны беззаконного умысла ее до себя унизить[53].

Оно конечно, пыль неба не коптит, к чистому поганое не пристанет.

И кто же Лейну этому поверит.

Но все равно, зачем спускать такое?

Нет в мире важнее доброй славы.

Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота (Притчи, 22, 1).

Отнимите у человека доброе имя, и вы его погубите.

А потому Сусанна, с полным согласием своего отца и моим собственным, притянула Джона Лейна за его наветы.

В 1613 году, в июле месяце, она подала на него иск за клевету в Церковный суд при Вустерском соборе.

Главный свидетель за нее был Роберт Уоткотт, тот самый, что стал потом душеприказчиком мистера Шекспира. Уоткотт сидел тогда напротив Джона Лейна за столом и согласился подтвердить под клятвой, что слышал те поносные слова.

Да только не насмелился Джон Лейн на этот суд прийти.

Затаился где-то.

Не стал он защищаться.

Ну и дело проиграл, да он его так и так бы проиграл.

И отлучили его от церкви.

И сидит он теперь один-одинешенек, и пьет, и пьет.

Иной раз видишь: сидит, пьяный, у реки Эйвон, отражением своим поганым воду лебедям мутит.

Он и в винной лавке пьет, у Томаса Куини, под названьем «Клетка», на углу Мостовой и Главной.

Из-за этих его походов в «Клетку» у Юдифи с Сусанной теперь и вовсе дружба врозь.

Между собой почти не разговаривают. Если понадобится что, все через меня.

И ведь даже после этакого дела Джон Лейн не научился свой язык держать в узде.

На него уж иск в Звездную палату[54] подавали, за непотребства и за клевету на нашего викария Томаса Уилсона.

И церковные старосты присягнули на суде, что он пьяница.

Ох, боюсь я, Куини, зятя моего, на ту же дорожку клонит.

А мой добрый доктор Холл, заметьте какой человек порядочный, при таком-то несогласии между сестер он лечил Куини от цинги, своим цинготным пивом пользовал, и вылечил.

Вот было б у него лекарство против пьянства!

Да только не открыли еще травы подобной и не откроют никогда.

Семя болезни этой лежит у человека в сердце и в душе. Болезнь эта — болезнь духа, и она смертельная.

Сусанна говорит, что в пьесах моего супруга много клевет возводится на женщин и на их природу.

То он ставит женщин на пьедесталы, всех уверяет в их полной чистоте, какой на свете даже не бывает, то он их боится, им не доверяет по причине их (обыкновенно напридуманной) неверности.

В пьесах у него женщины в полной власти у мужчин, то как невинные богини, то как бляди.

А по мне, так швырнуть бы его в реку с кулем грязного белья за такие вещи, а сперва бабой нарядить да избить за то, что печатно силой своей кичился, и пусть бы мальчики испорченные ему что надо прищемили за похоть его скверную и за многие его грехи против любви.

Глава двенадцатая Секст

Как кончил он заниматься этой, с позволения сказать, любовью, мой супруг мистер Шекспир перекатился на спину на громадной постели.

Ноги скрестил и стал чесать коленки.

У него же руки неописуемо длинные были, я еще не говорила?

А потом, ни тебе «прошу прощенья», ни тебе «позволенья просим», стал трубочку курить.

Трубка у него была белая, глиняная, запах у табака приятный.

Я скушала одно яблоко и пять печений.

Лежу я себе и смотрю на балдахин, на свечи. Черный воск капал вниз, на похабную резьбу.