Миссис Ингланд - [20]

Стены детской украшали картины в рамах, а напротив моей кровати висела репродукция, на которой была изображена рыжеволосая девочка с котенком и клубком шерсти. У меня, как и у любой молодой женщины, имелся дневник, куда я приклеивала вырезанные отовсюду картинки толстоногих малышей со своими питомцами. Я мечтала о кошке или собаке, но поскольку мы жили над магазином, питомца завести не могли. Зато во дворе у нас были куры, и к завтраку мы собирали свежие яйца, а еще Чернослив, наш пони, жил рядом в сарае с обшарпанной железной крышей.

Мне было лет десять, когда Робби отодвинул штору на окне и, обнаружив, что сарай пуст, завопил.

– Чернослив пропал! – донесся его крик из спальни.

Я постаралась выглянуть в окно, стоя у плиты, где топила жир. Дверь на лестницу была открыта, чтобы выпустить чад.

– Чернослив сбежал! – верещал Робби, скатываясь с лестницы.

Мама резала мясо на кухонном буфете и даже не подняла головы. Я побежала в спальню и торопливо выглянула из окна во двор. Обвела глазами обшарпанный туалет, угольный склад, сложенные тележки, будто пони мог прятаться за ними. В загоне равнодушно кудахтали куры. Ворота в переулок были закрыты.

– Наш пони пропал, – сообщила я матери.

– Отец его продал, – невозмутимо ответила она, продолжая нарезать мясо.

– Что он сделал?!

– Сковорода горит.

Я повернулась к плите, стараясь свыкнуться с новостью.

Вслед за Робби по лестнице скатился Тед и натянул ботинки.

– Кому папа его продал?

– Понятия не имею.

– Но Чернослив наш, – с усилием проговорила я, борясь с комом в горле.

– А теперь успокойся и накрывай на стол, – осадила меня мать. – Отец вернется с минуты на минуту.

Больше мы о Черносливе не говорили.

«Надеюсь, ты в добром здравии». С тех пор как я видела сестру, миновало больше года. Однажды весной в субботу я села на поезд и прокатилась до Бирмингема, чтобы увидеть Элси и Робби. Мы встретились в час дня возле статуи адмирала Нельсона. Я обещала отвести их в одну симпатичную чайную за площадью Бычьего кольца[31]. Там подавали блюдца с золотым ободком, а на столах красовались кружевные скатерти. Брата я заметила сразу, а долговязую девицу в клетчатой блузке и длинной юбке взрослого фасона поначалу не признала. Элси заплела в косы клетчатые ленты, чтобы они перекликались с блузкой.

Я улыбнулась и легонько потянула за одну из кос. Элси сразу просияла в ответ. То был наш старинный ритуал: я говорила, будто у Элси счастливые волосы, и, загадывая желание, тянула ее за косу. Робби тоже изменился: передо мной стоял молодой человек с пробивающимися усиками, одетый в старые отцовские вещи.

Стемнело, и я продолжила письмо при свете лампы. В открытое окно пробивался ветерок, и жалюзи постукивали о раму. Я поднялась, чтобы закрыть окно, – иначе могли проснуться дети. Снаружи царили сумерки, и, хотя деревья заслоняли последние солнечные лучи, в дальнем конце двора я заметила силуэт. Мистер Ингланд стоял на самом краю обрыва спиной к дому и смотрел на долину. Желтые огоньки далеких ферм рассыпались по склону, словно звезды на небе. Красный кончик сигары загорался и гас – мистер Ингланд курил. Он оставлял сигарные окурки где ни попадя: маленькие коричневые комки валялись по всему дому, словно хлебные крошки. Те, что пропустили горничные, я убирала в карман – подальше от ручек Чарли.

Резким движением мистер Ингланд выбросил окурок и взглянул на дом. Я отпрянула от окна и замерла, слушая, как жалюзи бьются об стекло. Несколько секунд спустя со двора донеслись шаги хозяина по брусчатке, затем открылась и хлопнула входная дверь в дом. Я тихо опустилась на колени и вытащила из-под кровати чемодан. Его доставили вчера утром, и вид знакомой вещи успокаивал, как присутствие друга. Светя себе лампой, я рылась в чемодане, затем наконец нашла марочную тетрадку и приклеила марку на конверт. Перед тем как закрыть чемодан, я по привычке нащупала жестяную коробку из-под черного чая, в которой хранились мои самые ценные сокровища. Рука замерла над жестяной крышкой. Не сегодня.

Позади кто-то зашевелился и шмыгнул носом. Я обернулась и увидела Милли, которая, опираясь на локти, смотрела на меня через железные прутья кровати.

– Что вы делаете? – тихо спросила она.

– Ничего, – шепнула я, задвигая чемодан в темноту под кровать. – Спи.

Глава 6

За ткацкой фабрикой мистера Ингланда находился пруд с гладкой, словно зеркало, поверхностью. Теперь, в век паровых двигателей, пруд служил местом обитания уток и прочей пернатой дичи. Одним погожим днем я попросила на кухне немного черствого хлеба и вскоре, к вящей радости моих подопечных, вернулась в детскую с добычей, завернутой в тряпицу. Дети торопливо доели суп, а Декка даже оставила кусочек рулета на случай, если уткам понравится сливочное масло. Чем больше я узнавала Декку, тем больше прекрасных черт в ней находила. Девочку отличали глубокий ум и сметливость, нежность и скромность, а также страстная любовь к природе. Когда я меняла Чарли подгузники, Декка оказывалась рядом с безопасными булавками в руках, а вечером, с наступлением темноты, успевала зажечь в детской газовые рожки. Все, что Декка брала или использовала в игре, всегда потом ставила на место, в отличие от своего брата и сестры, которые оставляли после себя беспорядок. Декка прибирала и за ними. Каждый вечер я читала детям книгу «Удивительный волшебник из страны Оз». Декку сюжет захватывал особенно, и все же она не жаловалась, видя, что я ставлю книгу на полку. Девочка никогда не просила сверх того, что ей доставалось. Ее мать почти все время отсутствовала, но Декка не подавала виду.