Миссис Ингланд - [2]

, перспектива делить с ней детскую, даже на несколько недель, вызывала смутное беспокойство. Ибо верхний этаж дома номер шесть по Перивейл-гарденс был моим царством, моей территорией: рабочим кабинетом, классной комнатой и мастерской. Иногда мы организовывали здесь кафе, если Джорджина желала устроить своим игрушкам чаепитие; порой тут возникали джунгли, и мы ползали по ковру, охотясь на львов и тигров.

Ладошка Джорджины раскрылась, и маргаритки рассыпались по одеяльцу. Я быстро собрала их и положила себе в карман. Цветы, которые мы собирали в парке, я ставила в вазочки на подоконнике детской и учила с Джорджиной их названия. Она уже могла похвастаться богатым словарным запасом. Девочка внимательно слушала, когда я указывала на тарелки, ложки, игрушки, марки.

«Оень!» – воскликнула она несколько недель назад, привстав в коляске и указывая на оленей у ворот Альберт-гейт. Я ощутила прилив гордости и любви к этой веселой, активной девочке, которая вызывала восторг у всех, кто с ней общался.

На Найтсбридж легковые автомобили, кашляя клубами дыма, с рычанием обгоняли кареты. Я взглянула на жилые дома из красного кирпича, на продавца горячей картошки, зеленый Бэйсуотерский[4] омнибус и работника китайской прачечной, выгружавшего из тележки чистые простыни. Подметальщики перекрестков[5] отступили в сторону – из универмагов возвращались дамы в широкополых шляпах, а следом семенили горничные, нагруженные коробками.

Улица Перивейл-гарденс располагалась в большом тихом квартале, в нескольких минутах от оживленной дороги. Дома, выстроившиеся вдоль прямоугольного газона с кипарисами и рододендронами, надежно защищал черный металлический забор. Рэдлетты жили в высоком оштукатуренном доме с черной лакированной дверью, обрамленной гладкими белыми колоннами. Под крышей была устроена детская, окна которой выходили на длинный солнечный сад, граничащий с обеих сторон с садами соседей. Жившие по соседству Боулеры держали кур и иногда разрешали Джорджине собирать яйца.

В холле было пусто и тихо, и я понесла Джорджину наверх. Там малышка позволила мне снять с нее кожаные башмачки светло-бежевого цвета и с сонным вздохом улеглась в кроватку. Задергивая шторы, я мельком взглянула на улицу и заметила мальчишку, помощника мясника, с корзинкой. Он подошел к двери, ведущей в подвал, а кухарка, стоя на пороге, придирчиво изучала содержимое корзинки и перекладывала свертки на согнутую в локте руку.

Мой отец развозил товар на кротком пони Черносливе. На бортике повозки виднелись крупные белые буквы: «А. Мэй, первосортные фрукты и овощи». Мы с братьями дрались за очередь сидеть на козлах возле отца и править повозкой. Он колесил по улицам, помахивая прохожим рукой. «Держи, Рубарб», – говаривал отец, передавая мне поводья.

В половине четвертого Эллен принесла мне рулет с ветчиной и чайник с чаем, а я поделилась с ней прочитанным выпуском Young Woman[6] и дешевым романом, который даже не открывала. Затем присела за столик под самым скатом крыши, чтобы перекусить, и осмотрелась, примечая, где требовалось стереть пыль; летом окна были открыты, и за считаные часы после утренней уборки повсюду тонким слоем оседала сажа. На полке сияли золотом буквы на черном корешке моей рекомендательной книги. В последний учебный день директор Норланд-колледжа – мисс Симпсон, которую мы между собой ласково называли Сим, – вручила нам по книге из особой стопки. В книге было собрано все необходимое для безупречной службы: начиная от списка тканей для форменной одежды и заканчивая пустыми листами для рекомендаций. На первой странице имелась моя фотография, слишком крупная, на мой взгляд. Я смотрела в камеру сурово, без улыбки, положив нервно сжатую руку на стол.

По прошествии трех месяцев испытательного срока миссис Рэдлетт оценила мое умение шить как очень хорошее, пунктуальность – отлично, опрятность – отлично, чистоплотность – отлично, дисциплинированность – отлично, нрав – отлично, поведение с посетителями – очень хорошо, поведение с детьми – отлично, поведение со слугами – отлично, умение развлекать детей – отлично, умение воспитывать детей – отлично, общая подготовка – отлично. Осенью мне вручили диплом, который я хранила в саквояже. Некоторые няни отослали свои дипломы родным, чтобы те повесили их на стенку в рамочке. Я представила, как изумилась бы мама при виде моего диплома – документа, подтверждающего умение воспитывать детей!

Я доела рулет и наводила порядок, когда раздался негромкий стук в дверь.

– Войдите, Эллен! – отозвалась я, передвигая глобус на дюйм вправо и выравнивая его по линии экватора.

Ответа не последовало.

– Миссис Рэдлетт? – Я тут же вытянулась в струнку.

Хозяйка была очень молода, лишь на пару лет старше меня – года двадцать три, двадцать четыре, – нежна и женственна. На губах миссис Рэдлетт всегда играла улыбка, а симпатичные платья с блестящими брошами выгодно подчеркивали ее округлившуюся фигуру и молочно-белую кожу. Волосы карамельного цвета миссис Рэдлетт укладывала по самой последней моде, повторяя прически из журналов.

Зато моим волосам, тонким и темным, никакие уловки не смогли бы придать объем. Моя кожа моментально темнела от загара, и поскольку форменная норландская шляпка слабо спасала от солнца, я старалась держаться в тени.