Мисс Черити - [15]
На чай по вторникам леди Бертрам приглашала всех приличных соседей: жену преподобного Брауна с двумя старшими дочерьми, двух-трех престарелых родственниц, некоторых крупных помещиков, изредка — нотариуса и еще реже — миссис Эшли.
А, это вы, миссис Эшли! Сядете с нами четвертой за вист?
Кеннет проскользнул в гостиную вслед за матерью. Он торопливо приветствовал моих кузин, проигнорировал меня и присоединился к Филипу, который устроился на софе. Филип выглядел истощенным и бледным, особенно по сравнению с другом. Да, я по-прежнему так и не описала Кеннета. Ну, скажем… глаза карие, волосы каштановые, кожа светлая, летом — чуть тронутая загаром.
Черити, вы ведь брали уроки игры на фортепиано у мадемуазель Легро. Позвольте нам насладиться вашим талантом.
Я с тоской посмотрела на крестную.
О, нет, я вовсе не… нет…
Не жеманничайте, Черити. Не заставляйте вас упрашивать.
Мне пришлось повиноваться и все-таки сыграть какую-то пьеску. Не стану приукрашивать, скажу прямо: играла я еще хуже, чем обычно. Когда я закончила, повисла невыносимая тишина.
Вам стоит взять еще несколько уроков.
Кузины соизволили не зубоскалить. Но Лидия села за инструмент сразу после меня и сыграла блистательно. Потом к ней присоединился Кеннет, и они сыграли в четыре руки. Я аплодировала им от всего сердца, уверенная по меньшей мере в одном: меня уже точно больше ни о чем не попросят.
По пути домой мама осыпала мадемуазель упреками. За что, ей платят, если ее ученица только и способна, что позорить семью перед людьми? Потом я слышала, как мадемуазель плакала у себя в спальне.
Вот увидите, она еще за себя отомстит. Когда-нибудь она устроит пожар.
Истории Табиты мне наскучили. Они не менялись. Всегда одни и те же декорации, те же персонажи. Но порой я подмечала некоторые противоречия. Старый нотариус сначала женился на младшей дочери трактирщика, Эмили Макдафф, а потом соблазнил ее и бросил.
Будь он трижды проклят! Дьявол его подери!
Да будет так.
Я прекрасно проводила время в Дингли-Белл и окрестностях. Местные жители утверждали, что лето выдалось на редкость теплое. Однажды вечером я подобрала ежика-сироту, который заменил мне Джека. Он оказался ежихой; я нарекла ее Милдред и выкармливала из пипетки. Я старалась быть хорошим лекарем, но, увы, не смогла спасти Дентию, которой кузина Энн сломала позвоночник. Дентия умерла парализованной.
В середине сентября мы простились с холмами графства Кент и обитателями поместья Бертрам.
Увидимся зимой в Лондоне.
Лидии предстояло вскоре выйти в свет, а Филипу — обследоваться у знаменитого медика с Харлей-стрит. Как-то раз я невольно подслушала, как мои юные родственники обо мне злословят. Я сидела в малой гостиной, а они стояли на балконе и полагали, что их никто не слышит. Я насторожилась, когда Лидия произнесла мое имя.
Вот кому непременно нужно к врачу, так это Черити Тиддлер.
А что с ней? Она заболела?
Она безумная. Декламирует Шекспира шайке зверья!
Не знаю, откуда она получила эти сведения, но вынуждена признать: это была предельно точно изложенная суть моей жизни.
7
Мне не так и не удалось заинтересовать Питера поэзией Шекспира. Когда я читала сонеты, с первых же строк он осторожными прыжками удалялся на безопасное расстояние и прятался под шкаф. Если бы мог, он с удовольствием заткнул бы уши. Кук — утка, из которой так и не приготовили паштет, — вел себя иначе: он пытался меня перекрякать. Едва я приступала к декламации, он начинал крякать что было сил. В результате получалось вот что: «Когда твое чело кря-кря избороздят глубокими следами кря-кря сорок зим, кто будет помнить царственный наряд, гнушаясь жалким рубищем твоим кря-кря-кря…» Мадемуазель хохотала до слез, так что на ее бледных щеках проступал румянец. В последнее время, по непонятным мне причинам, без явных признаков болезни она желтела и сохла, как оставленный без полива цветок. Ее тревожили обитатели моего зверинца, обреченные на холостяцкую жизнь. Милдред, бедняжка, так одинока, а у Питера нет невесты!
Милдред просто застенчивая, а Питер занят только собой. Они и так счастливы. Как и я.
О, Черри…
Мадемуазель была несчастна. К ее надуманным тревогам прибавлялись реальные. Табита ее ненавидела. Однажды она насыпала ей булавок в овсяную кашу, и мадемуазель чуть не проглотила одну из них. Я, как могла, защищала няню, пытаясь объяснить все ее рассеянностью. Однако с тех пор мадемуазель не доверяла Табите и сама спускалась за едой на кухню. И, думаю, правильно делала.
Последующие события внесли некоторое разнообразие в наш быт. Маме пришло в голову показать приглашенным леди Бертрам и лорду Филипу три моих акварели, которые папа вставил в рамки. Думаю, она хотела таким образом взять реванш за мое музыкальное выступление. Крестная восхитилась ловцами креветок и посетовала, что ее девочки такими талантами не обладают. Точнее, на Лидию, порхающую с бала на спектакль, надежд уже не было никаких. А вот из Энн еще вполне могла получиться приличная акварелистка. И наши родители заключили сделку: мадемуазель будет заниматься с Энн рисованием, а за это герр Шмаль, наставник кузена Филипа, будет давать мне уроки немецкого. Таким образом мы обе с кузиной Энн приблизимся к совершенству.
