Мисс Благоразумие - [32]

Медленное скольжение ладоней Флинна обжигало Молли кожу. Он читал ее, словно книгу, изучал кончиками пальцев и теплым, влажным языком. Ласкал ее груди легкими, дразнящими поцелуями. Трусики все еще были на ней, пока он наконец не решил снять их зубами. Он делал это не спеша, встречая нежными поцелуями каждый новый сантиметр обнажаемого тела.

«Флинн тоже изголодался по любви», — пронеслось в мозгу Молли. Она давно предполагала, что в сексуальном плане он настоящий динамит, но сегодня он напоминал скорее экспериментатора. Он будто исследовал их ощущения и чувства.

— Молли, ты прекрасна, даже более чем прекрасна!

Она расстегнула его джинсы и скользнула рукой внутрь.

— Ты готова к бешеной скачке, любовь моя? — осторожно спросил Флинн.

Да, она была готова! Задолго до того, как он сбросил джинсы. Задолго до того, как обвил ее ноги вокруг своей талии и вошел в нее мощным толчком. К этому подготовил ее он сам своей нежностью, своими ласками, каждым своим прикосновением и каждым поцелуем.

Неукротимый шторм, в котором они оказались, все нарастал и нарастал, пока ей не почудилось, будто яркие петарды взорвались у нее внутри, снаружи, везде. Она выкрикнула его имя.

Он шепотом ответил из темноты:

— Никогда, Молли, никогда в жизни я не буду никого любить так, как люблю тебя.

Проснулся Флинн в одиночестве. Через окно в потолке проникал слабый утренний свет, освещая комнату, настолько пустую, что ему показалось, будто Молли ему приснилась… как приснилось и то, что они занимались любовью.

Однако по мере того, как остатки сна постепенно покидали Флинна, сознание у него все больше прояснялось. Картины прошедшей ночи всплывали перед ним все четче. Он посмотрел вокруг. Повсюду была разбросана одежда. С абажура свисал лифчик. Его джинсы валялись на ковре, ее свитер — на комоде в углу.

Молли здесь! Флинн был уверен в этом, Хотя до него и не доносилось никаких звуков. Торопливо выбравшись из постели, он накинул халат и направился в комнату Дилана. Его кроватка была пуста. Куда же все подевались?

Он обнаружил их внизу, на кухне.

— Па! — радостно завопил Дилан, увидев его в дверях, и протянул к нему руки. Флинн должен был наклониться и поцеловать его: малыш к этому привык.

Молли в этот момент наливала сок. На ней была одна из его рубашек, которая скрывала ее фигуру до половины бедер. Ее волосы были в беспорядке, на лице — ни следа косметики.

— Вижу, вы приступили к завтраку, не дожидаясь меня, — с улыбкой произнес он.

— С утра тут кое у кого неважно с терпением, — приветливо ответила она.

А он подумал о том, как идеально они смотрятся втроем и как легко представить себе будущее, полное точно таких же картинок. Молли. Его жена. Сидит на кухне в его рубашке. Может, он повыкидывает всю ее одежду, чтобы ей на ближайшие сорок лет было абсолютно нечего носить, кроме его рубашек. От этих картинок у него колючим нервным спазмом перехватило горло… потому что он вдруг понял, что не знает, каковы ставки Молли в этой игре. Он знает лишь свои.

Она смотрела на него улыбаясь. Но в этой приветливой улыбке он улавливал какую-то робость, неуверенность. Это больше напоминало ту, прежнюю Молли.

— Ты хорошо спал? — спросила она.

— Думаю, так же, как и ты.

Ее щеки на мгновение вспыхнули, глаза заблестели, но уже в следующую секунду она отвернулась.

— Ну я должна тебе сказать, что яичница уже остыла. Ты встал слишком поздно — подумать только, сейчас уже шесть часов утра, — так что можешь рассчитывать только на остатки…

— Я вообще ни на что не рассчитывал. Молли… — В полной растерянности Флинн провел рукой по волосам, не зная, что сказать и что сделать. Первым его желанием было схватить Молли в объятия и зацеловать до полусмерти. Он любит ее. Так, как никогда и никого еще не любил. Ему и во сне не снилось, что он может такое чувствовать. И как приятно и легко представлять себе будущее, где она постоянно рядом с ним.

Но внезапно ему стало важно знать, почему она решила заняться с ним любовью именно прошлой ночью. Уж его-то точно ничто бы не остановило с того момента, как она устроилась у него на коленях и он понял, что она ничего не имеет против. Вот только он очень кстати забыл, что такое настроение появилось у нее сразу после этого непростого события — визита его родных. Они держались с ним жестко. Что, с его точки зрения, было вполне оправданным. Но сейчас ему стало казаться, будто мотивом поступка Молли могло быть сочувствие — ей стало жаль его.

— Что-то не так? — тихо спросила Молли.

— Все нормально. Просто по утрам я бываю невыносим. — Ему в щеку угодил кусочек яичницы. Дилан радостно фыркнул, потом Молли… а потом и он сам.

Но он не мог продолжать в том же духе или изображать безмятежное настроение. Молли поставила перед ним тарелку с яичницей, жестом велела сесть, пододвинула к нему блюдо с тостами.

— Ешь, Макгэннон, и ни о чем таком предосудительном не думай.

— В каком смысле?

— В смысле длительности наших отношений.

— А ты себя нормально сейчас чувствуешь? Ее глаза мягко взглянули ему в лицо.

— Я бы не стала заниматься с тобой любовью, если бы не чувствовала себя нормально. Мне более чем нормально. — Она помолчала. — Может, ты сам жалеешь об этом?