— Сволочи, — сказал Яша. — Драпанули, а зверя с голоду помирать бросили.
— Точно! Совсем, видать, отощал.
— Ишь, бедняга. Как бока у него ввалились!
Люди говорили, а медведь смотрел на них черными внимательными глазами. В них не было ни злобы, ни страха, ни ярости, В них была просьба. Казалось, глаза медведя говорили; «Помогите мне».
— Его б накормить, — сказал дядя Петя. — Что он ест, интересно?
Федя вспомнил, что у него в кармане ломоть черного хлеба и три вареных картофелины — мамка в дорогу дала. Федя робко, осторожно, на цыпочках подошел к медведю, достал сверток и протянул его к мохнатой морде. Две лапы проворно схватили сверток, отлетела в сторону бумага, и послышалось довольное чавканье.
— Гляди, жрет!
— Во уписывает, лохматый!
— Похоже, давно во рту маковой росинки не было.
Рабочие развеселились, отдали Мишке все, что у них было съестного. Медведь наелся, выпил из ведра воды и головой замахал — надо полагать, благодарил за угощение. Тут он показался Феде совсем не страшным, и Федя подошел к Мишке и легонько погладил его впалый бок. В ответ медведь тронул мальчика лапой осторожно и мягко и почему-то громко, со свистом вздохнул.
— Ручкой! — сказал Яша.
— Похоже. Все понимает.
Но, когда и Яша хотел погладить медведя, тот не очень громко, но предостерегающе зарычал.
— Ну и ну! — удивился дядя Петя. — Федюху одного признал. Однако будет с медведем возиться. Давайте кончать с домом.
Рабочие ушли, а Федя остался с Мишкой — гладил его, чесал за ушами. С этого момента и началась их дружба.
Вечером, когда барский дом опечатали, возник неизбежный вопрос: что делать с медведем?
— Может, кому из мужиков отдать? — предложил кто-то.
— Нет! — закричал Федя и обнял Мишку за шею, и Мишка, почуяв беду, тоже обнял мальчика.
— Ишь, — вздохнул дядя Петя, — дите совсем медведь-то. Что делать будем, товарищи?
Папка выручил — очень даже хороший папка у Феди!
— Не бросать же зверюгу, — сказал он. — Не виноват медведь за своих хозяев. Возьмем его в город. А там видно будет. Может, в какой цирк определим.
— Сейчас, пожалуй, найдешь цирк, — помрачнел дядя Петя.
Однако медведя отвязали, он сам послушно добрел за Федей до телеги, взобрался в нее (похоже было, это ему не в новинку) и всю дорогу сидел смирно, а потом заснул вдруг крепко-крепко…
Так помещичья утеха, ручной медведь из имения Вахметьевых, попал в типографию. Поселился он в маленьком сарайчике, ухаживать за ним стали Федя и наборщик Яша — его Мишка тоже вскоре признал.
Время было трудное, небывалое — гремела над страной великая революция, не до медведя рабочим типографии, и, может быть, вскорости отдали бы его куда-нибудь, ну в цирк, например, или в Московский зверинец. Но этого не случилось. И вот почему.
Однажды Федя привел Мишку в печатный цех. Просто так привел — пусть печатники поглядят на ручного зверя.
А надо сказать, что в то время часто выключали электрический свет и газеты печатать приходилось на ручном печатном станке, который для этого дела специально приспособили, при керосиновых лампах. Печатный ручной станок — приспособление нехитрое: колесо, как у колодца; повернет его рабочий, и на белом листе бумаги отпечатается газетный текст. Нехитрое-то нехитрое приспособление, а труда требовало много — нелегкое дело вручную газеты печатать, если, конечно, света долго нет. Бывало, с рабочих семь потов сойдет за смену.
Федя привел Мишку как раз в тот момент, когда газеты печатались на ручном станке. Цех небольшой, тесный. Керосиновые лампы чадят, душно. Сначала медведя пугали шум и движение, он присмирел, к Феде прижался и, наверно, думал: «Куда это я попал? Подозрительное место». Потом, однако, заинтересовался происходящим, задергал носом и вдруг — Федя даже опомниться не успел — встал на задние лапы, подошел к печатному станку, отпихнул рабочего — впрочем, тот сам поспешил уступить ему место — и…
Об этом после долго вспоминали в типографии. Медведь сделал странное движение передними лапами, схватился за колесо станка и начал его крутить. Крутил легко, быстро и вроде даже покряхтывал от удовольствия. Казалось, давно, всю жизнь, этим делом занимался. Только успевали бумагу подкладывать. Три раза медведь прерывал свой труд, поворачивался к рабочим и протягивал правую лапу.
— Есть просит, — объяснял Федя.
Медведю давали поесть у кого что было: кто ломоть хлеба, кто соленый огурец. Подкрепившись, Мишка опять брался за ручку станка.
— Чудеса! — изумлялись печатники. — Вот тебе и помещичья забава! Гляди, как на революцию работает.
Так медведь стал Мишкой-печатником, и вопрос о том, что его нужно куда-то отдавать, отпал сам собой.
Но теперь возник новый, не менее сложный вопрос — чем кормить медведя? В тот первый год советской власти тяжко жилось революционным рабочим. Скупой паек: непременная осьмушка хлеба с примесями, немного сахара и махорки и иногда по талонам самые неожиданные вещи — эмалированные тазы, плиты жмыха, ящик спичек или невесть откуда взявшиеся соломенные дамские шляпки.
В такое время кормить Мишку мудреное дело. Неожиданный выход придумал Федя.
— Пап, — сказал он однажды, — а что, если Мишку сделать рабочим типографии?