Мишень для левши - [80]

– Опять за рыбу деньги, – усмехнулся Кари. – Саток, объясни, пожалуйста, аспиранту, куда он попал. Похоже, русские слова до него не доходят.

Индеец аккуратно промокнул губы салфеткой.

– Вы, молодой человек, уже знаете, что попали не совсем в обыкновенное место, – начал Саток. – Назовем его параллельным миром, суть от этого не меняется. Хотя Оливер предупреждал относительно толкования параллельности миров. В первую очередь вас интересует, как мы совершаем перемещения между мирами. Вы думаете, что для этого нужно иметь машину времени?

– Безусловно, – согласился Гарун. – Как же иначе?

– Вы абсолютно правы, – обрадовался Саток. – И такая машина у нас есть.

– Где же она? Любопытно было бы на нее взглянуть. Если она не секретная.

– Никаких секретов! Смотрите, – индеец обвел рукой зал. – Вот она.

– Эта столовая и есть машина времени? – недоверчиво протянул Гарун.

– Нет, конечно, нет, – замотал головой Саток. – Берите выше.

– Здание обсерватории?

– Еще выше.

– Ну, тогда не знаю, – сдался Гарун. – Что может быть выше?

– Весь планетоид, – не выдержал Кари, – где мы находимся, служит для перемещений между мирами. Мы называем его Тимешин, поскольку это уже другая Вселенная.

– Машина времени величиной с планетоид? – поразился Гарун. – Кто это сделал?

– Кто создал нас, тот создал и Тимешин! – торжественно объявил Саток.

Гаруна внезапно прошиб холодный пот. Он мгновенно протрезвел. Внимательно взглянув в суровые лица сидевших за столом людей, он вдруг с пронзительной ясностью понял, что этот смуглолицый человек в индейской куртке говорит абсолютную правду. Именно в этот момент его прежней и, говоря откровенно, беспечной московской жизни с ее аспирантской вольницей пришел полный и бесповоротный конец. В глазах у Гаруна потемнело, и, чтобы не упасть, он схватился за стол. Кто-то подставил ему полную кружку с квасом. Он, не глядя, выпил ее залпом.

– Ну как, легче стало? – участливо спросил выбравшийся из-под стола Белов. – Ты не бери в голову, что мы как бы двойники. В вашем мире мы любому местному сто очков вперед можем дать.

– Это точно, – подтвердил Кари. – Случайно люди сюда не попадают. Обрати внимание, вот Кирога сидит. Родился в десятом веке, в Африке. До восемнадцати лет славян в глаза не видал. А пищу предпочитает что ни на есть русскую. Говоришь, почему?

– Да, почему? – механически повторил Гарун.

– Вот и я спрашиваю, – вмешался Белов. – Почему Кироге дома не сиделось? Нет же, отправился в Египет изучать лютневую музыку. Не знал, бедный, что любопытство губит кошку. По дороге его схватили алжирские людоловы и продали грекам из Крыма. В Алжире он научился играть на домбре, в Крыму – на гитаре. После осады Херсонеса греки подарили его князю Владимиру. Так африканец попал в Киев. Здесь его научили играть на гуслях. Заодно окрестили, о чем была сделана запись в церковной книге. Его необыкновенная одиссея заинтересовала Эгля. Так на планетоиде появился чернокожий любитель русских пельменей.

– Пельмени он любит, это верно, – подтвердил Кари. – Зато Кирога – лучший композитор всех времен и народов.

– Еще бы, – засмеялся Кирога. – Пока я спал в консольном скафандре, Баг Мэк активировал во мне музыкальные способности ста детей.

– Теперь понятно, почему рядом с тобой нельзя оставить вазу с пирожными, – поддел Белов. – Тебя тянет на сладкое, как сотню детей.

– Кстати! – сверкнул зубами африканец. – Вы, ребята, вернулись из двадцатки. Я понимаю, вам было не до музыки, но все-таки можно спросить, а вдруг вы все же… – замялся он.

– В чем дело? – спросил Кари. – Говори прямо, здесь все свои.

– Знаете, – смутился нигериец, – я подумал, вдруг вам удалось послушать «Элеанор Ригби» в первой аранжировке? У меня есть более поздняя версия в исполнении команды «Редкая земля». Но это немножко не то.

– А кто ее сочинил? – спросил Кари.

– Сами «Битлз», – доложил Кирога.

– Послушай, друг, – сказал Белов. – Мы были не в Юнайтед Штатах, а в Советском Юнионе. Разве тебе не известно, что рок в Советах был запрещен и таких как «Битлз» туда не пускали?

– Никого у нас не запрещали, – вмешался Гарун. – Мы сами не желали слушать эту тлетворную западную музыку.

– Даже Битлз? – вытаращился Кирога. – Даже Джо Кокера?

– Музыка Битлз – это «гнойная язва на теле буржуазной культуры», – заявил Гарун. – Я сам читал в музыкальном журнале.

– Вот как? – засмеялся Кирога. – А если потом ваш журнал напечатает: «Битлз – это навсегда?». Тогда ты что скажешь?

– Тогда даже Джо Кокера пустят в Россию, – примирительно сказал Кари. – Признаюсь, я тоже не слышал его. В каком стиле он работает?

– В те годы, – охотно пояснил Кирога, – каждый крупный исполнитель создавал свой собственный стиль. Например, Том Джонс или Алла Пугачева. Я сказал бы, что голос Джо Кокера напоминает скрежет взлетающего реактивного лайнера, который уносит вас в далекое романтическое путешествие.

– Этого я не понимаю, – отвернулся Гарун.

– Это и есть настоящее искусство, – убежденно заявил Кирога.

– А вы, Саток, из хроники какого века? – спросил Гарун.

– Я? – смутился индеец. – Я – не из хроники. Я просто Саток.

– Да это же вождь Длинное Перо, – удивился Кари. – Разве ты не слышал о сагаморе Сатоке? Он поднял восстание индейцев в Канаде. Когда восстание было подавлено, вождь уехал в европейскую Францию. Так Саток попал в историю, а потом и на планетоид.