Мишель Фуко в Долине Смерти. Как великий французский философ триповал в Калифорнии - [15]

— О, да, пожалуй, даже слишком. В последнее время мне снилось кожаное сообщество на улицах Сан-Франциско.

— Не сомневаюсь в этом, — сказал Фуко странным тоном, как если бы общаться с ними было для него лучше, чем видеть их во сне.

После того как мы где-то пятнадцать минут ехали в тишине по лишенным растительности горам, я взял на себя смелость прервать молчание и выпалил:

— Мишель, вам много приходится иметь дело с Леви-Строссом в Коллеж де Франс? Меня возмутило, когда он отменил свой семинар после того, как студенты выразили неодобрение по поводу его присоединения к Французской академии. Когда я читал его помпезную речь о необходимости традиционных институтов, мое неприязненное отношение к нему еще более усилилось.

— Леви-Стросс очень консервативный человек, — заявил Фуко. — И порой он ведет себя очень плохо. Он пишет слишком много книг, из-за чего с головой погружен в свои исследования. В результате он чересчур оторван от действительности. Ученые зачастую совершают огромную ошибку, пытаясь изложить на бумаге и опубликовать все свои мысли. Мы должны писать только хорошие книги, не гонясь за количеством, и давать возможность нашим студентам до конца разобраться с теми проблемами, которые мы обозначили. Иначе ученые становятся слишком оторванными от реальности и не знают окружающего мира.

— Леви-Стросс читал ваши работы?

— Да, я полагаю. Однажды он сказал мне, что то, чем я занимаюсь, не для его ума. Он заявил, что полностью шокирован моими книгами.

— Меня шокировала только одна из ваших вещей. Это статья, которую вы написали для журнала «Tel Quel» о Роб-Грийе и новом французском романе. Она показалась мне слишком поверхностной.

— Честно говоря, я согласен с вами. В каком-то смысле она получилась излишне легковесной. Я написал ее в начале шестидесятых, когда «Tel Quel» и экспериментальному роману требовалась поддержка. Я предложил эту статью им из любезности в знак солидарности с их усилиями создавать новые стили и формы. Однако Филипп Соллерс и его окружение думают, что они изменят мир с помощью книг! — закончил он очень эмоционально.

— Кто из романистов произвел большое впечатление на вас? — спросил я.

— Малькольм Лаури, — ответил Фуко, не задумываясь. — «У подножия вулкана». Фолкнер тоже, и Томас Манн оказал большое влияние, когда я был студентом в Париже. Но Фолкнер в первую очередь. Несколько лет назад мы с моим любовником совершили путешествие по местам Фолкнера. Начали в Новом Орлеане и проехали через Креольский штат, но добрались только до Натчеза. Мы намеревались доехать до Оксфорда, до дома Фолкнера, но это оказалось слишком далеко, и у нас не хватило времени.

— Странно, вы никогда не упоминали их в ваших работах.

— Я никогда не упоминаю людей, произведших наибольшее впечатление на меня, — сказал Фуко с ухмылкой. — Вы знаете роман Жана-Антуана …?

Я не помню полное имя писателя, которое Фуко назвал мне, и всегда стыдился признаться в этом, встречаясь с ним снова.

— Нет.

— Это замечательное автобиографическое произведение, написанное молодым человеком где-то двадцати лет от роду. Он начал, когда ему было шестнадцать, и старательно трудился в течение пяти лет. Однажды в рождество несколько лет назад мы с моим любовником смотрели телевизор, когда зазвонил телефон, и незнакомый голос спросил, не смог бы я прочитать новый роман. Я пригласил автора к себе после обеда, и мы стали друзьями. Я помог ему с публикацией его творения.

НАШ РАЗГОВОР внезапно прервался, когда впереди показались нагромождения огромных камней, напоминавшие остатки айсбергов, разбившихся о некий остров. Представший перед нами пейзаж напомнил мне картину Каспара Давида Фридриха «Северный Ледовитый океан». Фуко понравилось мое сравнение. Раскинувшиеся с запада горы грели свои израненные трещинами склоны на утреннем солнце.

Майкл проснулся от короткого сна и пошел по второму кругу с кофе и трубкой.

— Вы посещали непристойные бары на Фолсом-стрит, находясь в Сан-Франциско? — спросил он Фуко.

— Конечно, — ответил Мишель с ухмылкой.

— Даже «Бараки»? — поинтересовался Майкл.

— Да. Крутое местечко! Я никогда не видел столь откровенную демонстрацию сексуальности в общественном заведении.

— У вас есть необходимые кожаные атрибуты: кепка, ремни и все такое? — не отставал от нашего гостя Майкл.

— Да, само собой, — ответил Фуко с заговорщицкой миной.

— А что относительно «Кабаре»? — встрял в разговор я, имея в виду известный танцевальный гей-бар, расположенный в районе Норт-Бич.

— Я зашел туда на несколько часов как-то ночью. Масса красивых молодых мужчин, которые чувствуют себя как дома. Во Франции нет ничего подобного. Там даже нет мест, где геи могут собраться и потанцевать на людях. Во Франции ночная жизнь проходит тайком и малоинтересно. Геи чувствуют себя отчасти как в тюрьме. Все слишком напряжены, стараются сохранять анонимность, ужасно стесняются.

— А что относительно бань Сан-Франциско? — продолжил Майкл.

— Да, я посещал их. Однажды ночью в одной даже познакомился с приятным молодым мужчиной, который рассказал мне, что он и многие другие ходят в баню по несколько раз в неделю, зачастую находясь под воздействием стимуляторов и попперсов. Такой образ жизни экстраординарен для меня, на грани фантастики. Эти парни живут ради случайного секса и наркотиков. С ума сойти! Во Франции нет таких мест.