Мирянин - [8]

А рассказал я Фиделю о компаньоне еще и потому, что нелепым и ненужным в данных обстоятельствах показалось мне намерение моих друзей чураться местных сыщиков. Ведь, в самом деле, не с Петровки же требовать оперов на далекую Мадейру. А если замять как-нибудь Никину смерть здесь и сейчас, то потом, в Москве, бессмысленно и копать. И тот, кому надлежит ответить за убийство нашего близкого друга, избежит кары правосудия и последующей за ней тюрьмы. Лично меня это абсолютно не устраивало. И я сказал Фиделю, что знал. А он даже не спросил, в свою очередь, почему я до сих пор скрывал от него сей важный факт. Но и правильно, что не спросил, он, по-своему, неплохой психолог, этот инспектор ди Дуэро. Напротив, Фидель понимал, что настучать на ближнего своего можно только в чрезвычайных обстоятельствах и то, крепко подумав. Тем более информировал я Фиделя скорее вовсе не для того, чтобы непременно указать на Юрасю, а только лишь бы следствие двинулось хоть куда-нибудь с мертвой точки, в которую уперлось. Чтобы пусть любые, самые незначительные действия начали происходить, а там – мало ли что выйдет, по дороге, на свет божий. Как говорится, будет день – будет и пища. И вот добился, что наши впали в крайность и переругались между собой, что само по себе плохо. Но зато и выловилась кое-какая рыбка. Даже две. Во-первых, из-за чего глупышкой Викой овладел вдруг дикий страх (в силу глупости природной обычно происходит наоборот, спасительное это дело)? И во-вторых. Олеська, пусть и соображала в тот момент слабо, обвинение выдвинула нешуточное. Ливадин, конечно, не снизошел до того, чтобы ей отвечать, от Наташи только этого и следовало ожидать. А вот почему Юрася не возразил, не закричал, хоть бы и с матюками, что это не так, что Никина подруга грязно клевещет, что, кроме разговора о звездочках, ничего меж ним и Никитой в тот вечер не было? Значит, было. И так было, что всего талдыкинского гонора не хватило, чтобы на чистом глазу немедленно оправдаться перед Антоном. А только и Ливадин не обратил внимания на молчание Юраси. Значит, слов от него не ждал. И значит – что? А то. Знал об этом разговоре или предполагал, что он был, как, возможно, были до него и многие другие на эту тему беседы.

Наташа тем временем заказывала в баре, что возле бассейна открыт на свежем воздухе, виски с колой. Это себе. Она удивительный человек и единственный, кто пьет эту бурду в любое время суток, днем в тридцатиградусную жару или вечером, даже на самом роскошном ужине. Ничего никогда не пила больше на моей памяти, с тех пор как попробовала этот «коктейль Молотова» в первый раз, – только виски с колой, и сохраняла верность напитку в любых обстоятельствах.

Я тоже взгромоздился рядом на высокий стул. Терпеть их не могу, до того неудобно сидеть. Я бы предпочел устроиться неподалеку за столиком, но Наташа села тут. Ей-то, слава богу, есть, что показать. И фигуру, и ярко-оранжевый замысловатый купальник, – к рыжим волосам очень идет. И бесконечные ноги, – одна закинута на другую, и шпилька качается туда-сюда, вот-вот упадет, но не падает. Очень красиво. Суетливый, смуглый бармен все норовил перегнуться и посмотреть за стойку на эти чудные ноги, и даже сказал что-то на португальском языке, Наташа не поняла, и он потом только улыбался ей.

Мне был заказан лес дремучий. Наташа, как и обычно, даже не спросила, чего я хочу, знала: из ее рук – хоть яду. И потому, как ребенок игрушкой, забавлялась часто, выискивала самые заковыристые из коктейлей и испытывала на мне, покорном слуге ее. И вот сейчас из бокала на полведра торчали оградой соломинки с ананасинами и кусками лимонов и все это в облаке взбитых сливок, а само питье внутри имело купоросно-синий цвет. Я ничего не имел против купороса, только опасался несколько, после недавнего пива, за свой желудок.

– Скверно вышло, – кивнул я в сторону остальной нашей компании, а что имел в виду, и так было понятно.

– Подумаешь, моему Ливадину даже полезно иногда, – равнодушно отозвалась Наташа.

В чем именно заключалась полезность, я не понял. Антон любил ее так, что даже ревновать опасался – вдруг обидится. Впрочем, Наташе видней. Хорошо уже то, что она не расстроилась совсем, и утешать ее не нужно, хотя и жаль. А Наташа вдруг сказала, так обыкновенно, словно отличник в классе отвечал давно затверженный урок:

– А я знаю, о чем они разговаривали. И Вика тоже знает, что не обо мне. Я в уборную выходила, и она за мной. Обратно мы вместе шли.

Ходили они в тот вечер и в то время в уборную или нет, я не помнил, конечно, я не Ниро Вульф. Но что эта Вика всячески подмазывается к Ливадиным, видел, не слепой. Вполне могло быть, в туалет людям ходить иногда надо, особенно красивым женщинам в обществе. И потом, за столом действительно в какой-то момент оставалось мало народу. Потому как Олеська от нечего делать вдруг стала мне объяснять принципы работы графопостроителя последней модели, и мне это, конечно, было очень нужно. А скучный и бессмысленный разговор с целью лишь скоротать время отчего-то всегда запоминаешь лучше, чем непринужденную беседу.