Едва ли нужно указывать, что примеру нашего президента должны последовать руководители других стран. Очевидно, Великобритания, Россия, Франция, Германия, Япония, Китай и, вероятно, прочие государства предпримут те или иные меры до того, как эта статья будет напечатана. Но ситуация предполагает согласованные действия всего мирового сообщества, а не только крупнейших держав. Проблема, с которой мы столкнулись, имеет общемировое значение, поэтому временные ограничения экономического характера должны распространяться на весь мир.
Появление людей из будущего неминуемо приведет к разбросу мнений в интеллектуальной среде, причем некоторые из них наверняка будут покоиться на весьма шатких основаниях. Отличная иллюстрация сему — публичная истерика преподобного Джейка Биллингса, одного из наиболее ярких представителей наших евангелистов, которого потрясло открытие, что люди из будущего отвергают религию, считают ненужной, не признают ее ценности. Разумеется, для церковников это — катастрофа, но в настоящий момент отношение наших потомков к религии не является предметом первостепенной важности. Мы вправе предположить, что подобных недоразумений будет еще немало, однако следует сказать сразу: они могут и должны подождать. Привлечение к ним внимания будет лишь содействовать расслоению общества, процессу, которого и так не миновать в связи с решением насущных задач.
Чтобы правильно оценить сложившуюся ситуацию, нам не хватает ни времени, ни достоверных фактов. Кое-что мы знаем, но гораздо больше остается за пределами наших знаний и станет доступно нам только через какой-то более или менее протяженный срок. Вероятно, отдельные сведения окажутся, мягко говоря, сомнительными — не по чьему-то злому умыслу, а просто в силу того что не было возможности разобраться в них и определить, какие сильнее похожи на истину.
Разумеется, изучать положение дел, вникая в малейшие подробности, некогда; мир должен действовать, и незамедлительно. Тот факт, что ставка неизмеримо велика, требует от общества всяческой поддержки правительства. Буря критики, отказ соглашаться с позицией властей приведут к тому, что принятие срочных мер задержится, то есть поставят человечество на грань кризиса, о котором говорилось выше. Возможно, люди, находящиеся в Белом Доме, Уайтхолле или Кремле, во многом ошибаются, но не стоит думать, будто они злонамеренны или глупы. Нет, они всего-навсего делают то, что искренне полагают нужным.
Меня могут спросить: а как же демократическая форма правления? Ведь демократия подразумевает участие народа в управлении государством, вынесение спорных вопросов на суд общества, принятие решений, не идущих вразрез с волей населения той или иной страны. Но сегодня мы не в состоянии позволить себе такую роскошь. Да, на месте руководителей государства мы поступили бы иначе, вот так и так, не стали бы наступать кое-кому на любимые мозоли, обошлись бы без нарушений понятий справедливости и частной собственности. Однако терпение означает, в том числе, если не молчаливое согласие с действиями властей, то хотя бы не чрезмерно громкие возражения.
Катастрофа угрожает не отдельной стране, отдельной политической партии или деятелю, не одному народу или региону, но всему миру. Я не рискну даже предположить, что может произойти. Я понимаю, что ряд мер мне лично не понравится, что многое, на мой взгляд, будет претворено в жизнь совсем не так, как следовало бы. В прошлом я неоднократно высказывал мнение, не соответствовавшее точке зрения администрации президента, да и теперь, возможно, когда все кончится, не удержусь от того, чтобы не указать на вопиющие просчеты, которые, вне всякого сомнения, будут иметь место. Но, начиная с сегодняшнего дня, я, в качестве моей жертвы на алтарь терпения, ввожу наисуровейшую цензуру на собственные если не мысли, то печатные материалы. Я вступаю в партию тех, кто обязуется держать рот на замке, и призываю всех вас присоединиться ко мне».
Он кое-как взобрался на дерево, примостился на ветке, затем повис на ней, непонятно, с какой стати, и тут подул ветер, и он отчаянно вцепился в сук, сознавая, что в любой момент силы могут покинуть его и тогда он упадет на землю. Он посмотрел вниз и ужаснулся: земли не было. Откуда-то донесся голос, взывавший к нему, однако он целиком сосредоточился на том, чтобы удержаться, а потому никак не мог разобрать слов. Ветер задувал резкими порывами. «Стив, — твердил голос, — Стив, просыпайтесь». Он приоткрыл глаза и обнаружил, что никакого дерева нет и в помине. Над ним склонилось чье-то причудливо искаженное лицо.
— Просыпайтесь, Стив, — повторил голос Генри Ханта. — Президент спрашивал о вас.
Уилсон потер кулаком глаза. Неведомое лицо приобрело человеческое выражение и оказалось лицом Ханта. Корреспондент «Таймс» выпрямился. Уилсон спустил ноги на пол и сел. В окна приемной струился солнечный свет.
— Который час? — справился он.
— Почти восемь.
— А вы-то спали? — спросил Уилсон, искоса поглядев на Ханта.
— Нет. Я провел пару часиков дома, но так и не смог заснуть. В голове сплошной кавардак. Поэтому вернулся сюда. — Хант поднял с пола пиджак. — Ваш?
