И тут я встревожился: а вдруг не сумею разыскать Элфа? Вдруг, не дождавшись меня утром, он выехал из мотеля или же торчит где-нибудь у барьера в толпе зевак?
Но напрасно я боялся: не успел я войти к себе, как зазвонил телефон — говорил Элф.
— Битый час названиваю, — сказал он. — Беспокоился, как ты там.
— Элф, а ты слыхал, что творится?
— Кое-что слыхал.
— Чуть бы пораньше — и я успел бы к тебе проскочить, а не застрял в Милвиле. Я, видно, налетел на этот барьер в самые первые минуты, когда он только-только появился.
И я рассказал ему все, что случилось с тех пор, как моя машина налетела на барьер. А потом и про телефоны.
— Они говорят, чтецов у них много. Людей, которые читают для них книги, — прибавил я.
— Это способ получать информацию.
— Я так и понял.
— Послушай, Брэд… у меня одно страшноватое подозрение.
— Вот и у меня тоже.
— Может быть, эта лаборатория в Гринбрайере…
— Я тоже об этом думал.
Элф то ли тихонько ахнул, то ли задохнулся.
— Стало быть, это не в одном Милвиле.
— Пожалуй, таких Милвилов не счесть.
— Что ж ты теперь будешь делать, Брэд?
— Пойду к себе в сад и погляжу получше на кой-какие цветочки.
— Цветочки?!
— Это очень длинная история, Элф. После расскажу. Ты пока не уедешь?
— Охота была уезжать! — сказал Элф. — Этакого представления еще свет не видал, а у меня место в первом ряду.
— Я тебе позвоню через часок.
— Буду ждать, — пообещал Элф. — Далеко отходить не стану.
Я дал отбой и постоял в раздумье. Ничего нельзя понять! Лиловые цветы явно каким-то образом замешаны в эту историю, и Таппер Тайлер тоже, но все так перепуталось — не поймешь, с чего начинать.
Я вышел из дому и побрел в сад, к старым теплицам. По примятым стеблям еще можно было различить, где прошел Таппер, и у меня полегчало на душе: я боялся что вихрь, принесший семена, смял и повалил цветы, замел все следы — и теперь их уже не сыскать.
Я стоял на краю сада и озирался, будто видел его первый раз в жизни. В сущности, никакой это не сад. Когда-то на этом участке мы выращивали цветы и овощи на продажу, но потом я забросил теплицы, земля осталась без призора, и всю ее заполонили цветы. С одного боку эти заросли упираются в старые теплицы, двери криво повисли на ржавых петлях, почти все стекла выбиты. У одного угла высится вяз — тот самый, что пророс когда-то из семечка, и я хотел тогда вырвать побег, да отец не позволил.
Таппер что-то болтал про эти цветы — как много их разрослось. Он уверял, что все они — те самые, лиловые, и непременно хотел рассказать про них моему отцу. Таинственный голос в телефонной трубке — или по крайней мере один из тех таинственных голосов — отлично знал о существовании отцовских теплиц и осведомлялся, занимаюсь ли я ими по-прежнему. И ко всему, часу не прошло с тех пор, как на нас обрушился ливень семян.
Маленькие лиловые головки — подобие львиного зева — обратились ко мне и дружно кивали, словно втайне посмеивались, а над чем — неизвестно; я резко отвел глаза и посмотрел на небо. Там все еще неслись клочья туч, поминутно заслоняя солнце. Когда их разгонит ветром, будет настоящее пекло. Я уже чуял в воздухе приближение жары.
Осторожно пошел я по следу Таппера. Дошел до конца, остановился и обругал себя стоеросовой дубиной: с чего, спрашивается, я вообразил, что здесь, в цветнике, найду какую-то разгадку?
Таппер Тайлер исчез впервые десять лет назад, и сегодня снова исчез, а как это он ухитрился, должно быть, никто никогда не узнает.
И все же в голове у меня стучала упрямая догадка, что Таппер и есть ключ ко всей этой темной истории.
Как я пришел к этой мысли — хоть убейте, объяснить не умею. Ведь тут не один Таппер замешан — если он и вправду замешан. Тут еще и Шкалик Грант… Ох, я же никого не спросил, что со Шкаликом!
Дом доктора Фабиана стоит на холме, как раз над теплицами, можно пойти туда и спросить. Конечно, доктора, может, и нет дома, — ну что ж, немного обожду, глядишь, рано или поздно он объявится. Делать покуда все равно нечего. А при том, что там сейчас орут про меня Хайрам и Том Престон, пожалуй, умнее всего не возвращаться домой — уж лучше пусть меня не застанут.
Раздумывая так, я стоял на том месте, где обрывался след Таппера, и теперь шагнул вперед в сторону докторова дома. Но к доктору Фабиану я не попал. Один только шаг — и засияло солнце, дома исчезли. Все исчезло — и дом доктора, и все другие дома, и деревья, и кусты, и трава. Остались одни лиловые цветы, лиловым морем они залили все окрест, а над головой в безоблачном небе запылало слепящее солнце.
И все это случилось оттого, что я сделал один только шаг. Тогда я ступил другой ногой — и вот стою на новом месте, окаменев от страха, не смея обернуться: кто знает, что там, позади… А впрочем, кажется, я знаю, что увижу, если обернусь, — те же лиловые цветы.
Ибо какой-то краешек оцепеневшего, перепуганного сознания подсказывает: вот об этих-то краях и говорил мне Таппер.
Таппер отсюда пришел и сюда вернулся, а вслед за ним сюда попал и я.
Ничего не произошло.
И правильно. Видно, такое это место, здесь, наверно, никогда ничего не происходит.
Сколько хватает глаз, всюду цветы, в небе пылает солнце, а больше вокруг ничего нет. И — ни звука, ни ветерка. Только со странной силой охватывает, обволакивает благоухание несчетных лиловых цветов, напоминающих львиный зев.