Миры Харлана Эллисона. Том 3. Контракты души - [85]

После этого Верной Лестиг отправился домой в Канзас.

Между Сиракузами и Гарден-Сити, сидя у забрызганного дорожной грязью окна призрачного поезда, медленно продвигающегося по плоским степям Канзаса, Лестиг бездумно смотрел в окно.

— Эй, вы капрал Лестиг?

Вернон Лестиг тряхнул головой и увидел в окне привидение. Обернулся — перед ним возник разносчик с подносом, на котором лежали бутерброды, плитки шоколада, освежающие напитки, на груди разносчика висела сумка со свежими газетами.

— Нет, благодарю, — сказал Лестиг, отказываясь от всего сразу.

— Скажите, вы ведь тот самый капрал Лестиг?.. Разносчик развернул одну из газет и быстро заглянул в нее. — Да, конечно, вот здесь. Видите?

Лестиг просмотрел почти все газеты, но эта была местной. Он начал искать мелочь.

— Сколько с меня?

— Десять центов. — На лице разносчика промелькнуло удивление, которое тут же сменилось улыбкой. — Вы так давно здесь не были, что успели забыть, сколько стоит газета, да?

Лестиг дал ему две монетки по пять центов и, быстро отвернувшись к окну, развернул газету. Прочитал заметку. Это был тяжелый удар. Нашел упоминание о редакционной статье. Перевернул несколько страниц, прочитал, что было написано в статье. Люди возмущены, говорилось там. Довольно тайных процессов. Мы должны посмотреть в лицо своим военным преступлениям. Заговор правительства и военных. Хватит нянчиться и возвеличивать предателей и убийц, говорилось в редакционной статье.

Лестиг выпустил газету из рук, и она медленно соскользнула на пол.

— Тебя следовало расстрелять, если хочешь знать мое мнение! — Разносчик, не закончив фразу, устремился к выходу из вагона.

Лестиг даже не повернулся в его сторону. И сквозь темные очки, защищавшие больные глаза, он видел слишком хорошо. Подумал о долгих месяцах слепоты, снова вспомнил о том, что делали с ним в той хижине, и засомневался: может, было бы лучше, если бы зрение к нему так и не вернулось.

Дорога на Рок-Айленд была отличной дорогой, как раз по ней ему и следовало ехать. Домой. Неожиданно все окутал туман — теперь такое происходило с ним довольно часто, — словно улучшение зрения носило временный характер, запасной генератор периодически включался, чтобы поддерживать его, а пoтом выключался, когда нагрузка становилась слишком большой. Через некоторое время свет и зрение вернулись. Но все равно землю обволакивала серая дымка.

Где-то в ином месте, окутанное иной дымкой, огромное чудище сидело на задних лапах, от его изукрашенной самоцветами шкуры исходил хроматический свет, в лапе оно что-то держало. Из мягких подушечек — черных лун — торчали блистающие когти. Оно наблюдало, дышало, дожидаясь, пока зрение Лестига прояснится.

В Уичито Верной Лестиг взял напрокат автомобиль и поехал в Графтон, до которого оставалось шестьдесят пять миль. Поезда в этом городке больше не останавливались. Железнодорожное движение в Канзасе постепенно сходило на нет.

Лестиг вел машину в мертвой тишине. Не стал включать радио. Ничего не напевал себе под нос, не кашлял, ехал, устремив взгляд вперед, не замечая холмов и долин, мимо которых проезжал, так было покончено с мифом о плоском, как доска, Канзасе. Лестиг вел машину, словно человек, который, обладай он воображением, мог бы представить себя черепахой, неотвратимо влекомой к соленому морю.

Он ехал параллельно линии песчаных холмов, идущих вдоль южной части Арканзаса, свернул на шоссе номер 96 возле Элмера, ниже Хатчинсона, потом на юг, на семнадцатое шоссе. Он три года не ездил по этим дорогам, а кроме того, все это время не плавал и не катался на велосипеде. Если ты чему-то научился, это уже на всю жизнь.

Как Тереза.

Или дом. Невозможно забыть.

Или хижина.

А еще запах, там. Невозможно забыть.

Лестиг пересек северную развилку и свернул на запад, на шоссе номер 17, возле водохранилища Чейни. Он въехал в Графтон, когда начали спускаться сумерки, кровавый нарыв солнца медленно катился в сторону холмов. Пустынные здания заброшенного цинкового рудника, закрытого вот уже двенадцать лет, торчали на фоне неба, словно растопыренные черные пальцы гигантской руки, поднятой над ближайшими холмами.

Лестиг объехал монумент в честь павших солдат и матросов, единственным украшением которого была полоса, выложенная ракушками. Ветер полоскал флаг над мэрией, и еще один — над почтой.

Становилось темно. Он включил фары и габаритные огни. Странное дело — дымка перед глазами придавала уверенности, словно защищая от земли, одновременно знакомой и чужой.

Магазины на Фитч-стрит были закрыты, однако реклама над шатром кинотеатра «Утопия» горела ярко, а возле будочки, где продавались билеты, собралась небольшая толпа. Лестиг притормозил в надежде увидеть знакомое лицо, и люди начали на него глазеть. Парнишка, которого он не узнал, показал на него пальцем и повернулся к своим друзьям. В заднее зеркало Лестиг заметил, как двое из них вышли из очереди и направились в соседний магазин, где продавались сласти. Он проехал через деловую часть города и повернул к своему дому.

Включил дальний свет, но даже мощные фары не смогли разогнать туман, сквозь который он продвигался вперед. Если бы Верной Лестиг обладал даром фантазии, он мог бы предположить, что видит свой мир глазами какого-то чужеродного, невиданного существа. Однако он никогда не обладал развитым воображением.