Миры Филипа Фармера. Том 18. Одиссея Грина. Долгая тропа войны. Небесные киты Измаила - [141]

Во время одной из их многочисленных бесед в течение их долгого — предолгого пути в Заларапамтру Нэймали рассказала ему, как были найдены и «рождены» — то есть изваяны — боги этого города.

Еще она рассказала ему о том, что, когда кит умирает от старости, его пузыри наполняются газом, вырабатывая его из мертвой плоти, и кит взлетает вверх, туда, где небо днем совершенно черное и почти нет воздуха. Огромные трупы уносит ветрами, гуляющими в вышине, на восток, и там, по мере того как пузыри один за другим гниют и лопаются, они оседают на землю. И где-то у подножия гор на востоке, столь высоких, что над ними нельзя было пролететь кораблю (которые, как было известно Измаилу, были континентальным склоном, некогда находившимся под водой), было место, где мертвые киты находили свой последний приют. Там выросла гора костей, почти такая же высокая, как соседние утесы, — ведь зверей приносило туда ветром от начала времен. И конечно же, там были несметные залежи вришко — благовонных, но еще не рожденных богов.

Город, который отыщет древние могильники небесных китов, станет богаче — а значит, и могущественнее — всех других на свете.

«И пьянее всех», — подумал Измаил. Он представил себе город, переполненный этими идолами, — горожан, которые, когда не спят, еле стоят на ногах, а потом замертво валящихся в кровать, чтобы проснуться такими же хмельными, как легли.

Множество кораблей из многих городов — так говорила Нэймали — отправлялись в путь с единственной целью, — отыскать этот могильник. Но он лежит у восточных скал, где особенно много Багряных Зверей Жалящей Смерти.

— Откуда ты знаешь? — спросил Измаил.

— Ни один из кораблей, искавших тот могильник, так и не вернулся, — ответила она. — Они наверняка стали добычей Багряного Зверя.

Измаил поднял брови и улыбнулся.

— О чем ты думаешь? — спросила она.

— Да так. Просто странно, что ты и твой народ думаете так же, как я: вы все еще очень похожи на меня и на людей моего времени. Главное в человеке не изменилось. Хорошо ли это? Не знаю. По правде говоря, я не могу сказать, существуют ли добро и зло помимо представлений каждого человека о том, что для него полезно или вредно. Я думаю о миллиардах и миллиардах, триллионах и триллионах тех, кто жил, творил зло или боролся против него, — все они носили разные имена, а голова у всех была устроена одинаково, — вот что удивительно.

Время стало для Измаила тем же, чем для Ахава был белый кит.

Красное солнце стало наконец садиться, медленно уступая место ночной прохладе. Дни и ночи все же сменяли друг друга, хотя и очень неспешно. Измаил узнал все, что только можно, о том, как управлять парусами и прокладывать курс воздушного корабля, а также многое о том, как его строят. Его вахта была на полубаке, но иногда он садился за стол с капитаном и Нэймали. То, что он был явно не их породы, из другого, совершенно незнакомого племени, что он называл себя сыном иного солнца и иного мира, вознесло его над сословными различиями.

Возможно также, что они считали Измаила человеком слабоумным, хотя и не лишенным некоторых способностей и воображения. Им нравилось слушать его рассказы о том, другом мире, но большую часть того, что говорил Измаил, они не понимали. Они не могли поверить в то, что самое воздушное пространство на высоте многих тысяч футов над землей, по которому они летят, было некогда наполнено водой, а в этой воде жили существа, непохожие на известных им животных.

Столь же невероятным было утверждение о том, что земля в его мире сотрясалась только время от времени и не очень долго.

Измаил с ними не спорил, как не спорил бы с Ахавом. Человеческий рассудок — как монета, отчеканенная на особый манер, и каждая имеет хождение в своем маленьком королевстве.

Когда «Руланга» подлетала к Заларапамтре, ее матросы притихли. Они разговаривали, но очень тихо, и притом обычно были немногословны. Они как будто ушли в себя, как будто искали в собственной душе ответ на вопрос, что делать, если они действительно найдут родной город в руинах. Они часто ходили в часовню, как называл это помещение Измаил, где Нэймали проводила большую часть времени, когда была на ногах, а часто там и спала. Божка теперь не закрывали коробом, и всякий раз, когда Измаил проходил мимо открытой комнаты, ему ударяло в голову.

Нэймали сидела на полу лицом к идолу, согнувшись в три погибели и свесив голову так, что она почти касалась пола. Ее длинные черные волосы свесились на лицо и растрепались, словно облако благовоний.

Потом над северо-западным горизонтом показалась вершина горы, и капитан приказал всем занять свои места. Они шли весь этот день, и ночью тоже, а когда снова неохотно взошло красное солнце, их накрыла колоссальная тень. Прямо перед ними был гигантский каменный уступ — на этой скале располагался город Заларапамтра.

На корабле закричали.

На месте города было нагромождение камней и развалин.

Измаил спросил Нэймали, как это люди могут жить в каменных норах, где все трясется, шатается, а потолок каждую минуту угрожает упасть на голову.

Ему ответили, что в каменных пещерах жили немногие. Их использовали как склады, убежища от непогоды и врагов, а также как места богослужения, которые составляли нижнюю часть города. Верхняя часть была в основном летучим городом. Она состояла из двух ярусов — в каждом были сотни больших и маленьких зданий, соединенных друг с другом и паривших в воздухе с помощью огромных газовых пузырей. Жилой летучий город был во многих местах заякорен на утесе, а с каменным городом его соединяли веревочные лестницы и трапы.