Миры Филипа Фармера. Том 16. Дейра. Повести и рассказы - [161]

— Я полагаю, что он к тому же увидел пришельцев и подумал, что это ангелы, — съехидничала Анна.

— Все может быть.

— Она говорит все это, чтобы запутать нас и сбить с пути истинного! — прокричала Анна, вскакивая.

— Но тебя уже ничто не может сбить с пути, — сказала Вебстер. — С пути может сойти только язычник.

— Нет — если твоя теория верна, — выпалила Анна, в явном замешательстве посмотрев на Дану.

Все люди в отряде были очень расстроены. Видя, что ситуация не исправляется, хотя Вебстер уже и не заикалась о своих теориях, на следующую ночь Кельвин провел совещание. Он посадил Дану немного в стороне и заговорил с остальными.

— Нам следует стать святыми, но мы определенно не ведем себя подобно святым. Я слышал, что некоторые из вас, а именно Анна, настаивают на убийстве Даны. Вы даже не хотите просто выгнать ее из отряда, потому что тогда она сможет найти других язычников и повести их в атаку на нас. Или стать матерью новых язычников, а мы не можем позволить им размножаться. Анна, сможешь ли ты хладнокровно застрелить Дану, если мы приговорим ее к смерти?

— Это не будет сделано хладнокровно, — ответила та.

— Может, тогда ты сделаешь это с ненавистью? Или с нехристианским желанием пролить кровь?

— Когда-то ненависть была грехом, — сказала Анна. — Но пришла первая смерть, старые порядки канули в небытие, и пришли новые порядки. Заблудшие овцы более не возвращаются в стадо. Тот, кто хоть раз показал себя язычником, останется им навсегда. Да будет так.

— Старые порядки не исчезнут до второй смерти, — сказал Кельвин. — Позвольте мне процитировать двадцать первую главу Откровения: «Се, скиния Бога с человеками, и Он будет обитать с ними; они будут Его народом, и Сам Бог с ними будет Богом их. И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет; ибо прежнее прошло». И не забудьте о том, что сказал Иоанн в главе двадцатой: «И судимы были… сообразно с делами своими». Если мы убьем Дану Вебстер, нас будут судить за то, что мы содеяли, то есть за убийство.

— Но ты же говорил, что наш приговор уже вынесен — раз и навсегда! — возмутилась Анна. — И вспомни, что сказал ангел. Что бы мы ни сделали — все будет правильным!

Кельвин немного помолчал. Все было запутанно и неясно, совсем не так, как предполагалось после низвержения Зверя. Или, может, они неправильно истолковали истинный смысл Апокалипсиса? Но каков же этот смысл на самом деле? Иоанн не сказал этого, даже не намекнул. И Кельвину, как и многим другим, оставалось только строить предположения.

Затем Анна сказала, что им всем придется голодать, если надо будет кормить Дану Вебстер, и что нужно ее убить до того, как она произнесет еще хоть одно слово богохульства.

— Но мы стали лучше питаться с тех пор, как Дана присоединилась к отряду, — возразил Кельвин. — Ты же прекрасно знаешь об этом, Анна. Зачем же ты врешь? Люди, послушайте, среди загадок и неясностей этого раскаленного и пыльного мира есть по крайней мере две совершенно ясные вещи. И во имя них мы должны жить, и во имя них мы должны умереть. Одна — любовь к Богу. Другая — любовь к ближнему своему. Поскольку Дана заявляет, что она христианка, мы должны обращаться с ней соответственно, пока не добудем доказательства обратного.

— Многие из нас попали в руки мучителей и палачей, потому что думали так же, как ты, — сказала Анна.

— Ты права, — ответил Кельвин. — Но все должно быть именно так. Мы возьмем ее с собой в Возлюбленный город, а уж там узнаем всю правду.

Анна отошла в сторону. Остальные члены отряда тоже не очень-то радовались решению Кельвина, но в столь трудные и опасные времена не было возможности для общих дискуссий. Нравилось это кому-то или нет, но судьба всех зависела от оперативного руководства одного надежного человека.

Все еще бледная, но улыбающаяся Дана подошла к Кельвину и поцеловала его в губы. Волна желания накатила на Кельвина, но он осторожно отстранил Дану. Он не может сейчас жениться на ней, и, наверное, этого не случится никогда. Никто не узнает — что разрешено, а что нет, пока отряд не доберется до города. Если же позволить страсти взять верх над здравым смыслом и жениться на Дане сейчас, товарищи подумают, что он ставит себя превыше общих интересов. И будут правы.

Ночью Кельвину никак не удавалось заснуть. Он чувствовал, как все его существо сквозь темноту стремится к Дане, будто душа пытается поднять тело и перенести его по воздуху к этой женщине. Лил сильный дождь, и Кельвин, свернувшись калачиком под выступом скалы, больше всего на свете хотел ощущать теплое тело Даны рядом с собой под одеялом. Спустя некоторое время Кельвин наконец-то уснул.

Он проснулся от выстрелов, криков, ругательств, звяканья стальных клинков, вонзающихся в плоть, затем услышал выстрелы со стороны своих проснувшихся товарищей.

Кельвин успел один раз выстрелить, увидел, как впереди упала темная фигура, и тут почувствовал сильный удар в голову.

Очнулся он сразу после рассвета, связанный по рукам и ногам, ощущая такую жуткую головную боль, что казалось, в мозгу застрял раскаленный камень. Шестеро нападавших, одетых в изорванную черную с золотом униформу солдат Зверя, стояли над уцелевшими членами отряда. Малышка Джессика Кренвел лежала без сознания на спине и стонала — жить ей, очевидно, оставалось очень недолго. Лежавшая рядом с ней Дана Вебстер поднялась и подошла к Кельвину. Выглядела она целой и невредимой. И в руках держала ружье.