Миры Филипа Фармера. Том 15. Рассказы - [13]

Во-первых, придется выучить язык Марсии или же научить ее английскому. Одно, впрочем, не исключало другого. И еще в одном Лейн был совершенно уверен: ее намерения по отношению к нему, по крайней мере до сих пор, вполне миролюбивы. Когда Марсия допустила Лейна к причастию, вела себя она достаточно искренне. И у землянина не складывалось впечатления, что среди духовных традиций ее народа может наличествовать ритуал разделения вина и хлеба с приговоренным к казни.

Чувствуя себя куда свежее, но все же утомленный тяготами дня и коварным напитком, Лейн, выйдя из душевой, досадливо потянулся за своими грязными шортами. И просиял. Пока он плескался под душем, его одежда женскими заботами успела стать совершенно чистой. Марсия, не обратив никакого внимания на его просветлевшую от приятного сюрприза физиономию, с мрачным видом махнула рукой в направлении кровати: устраивайся, мол, и почивай. Сама же, вместо того чтобы улечься, подхватила корзинку и выбралась в туннель. Лейн самовольно последовал за ней; заметив сопровождение, Марсия только пожала плечами.

Выбравшись из туннеля в основную трубу, на этот раз совершенно темную, Марсия зажгла фонарь. Его луч пробежался по потолку, выхватывая из темноты угасших — видимо, крепко спящих — светляков. Десятиножек в поле зрения на этот раз не было.

Марсия направила лучик на протоку, и Лейн заметил, что рыба-насос продолжает свою нескончаемую работу. Землянин придержал руку Марсии с фонариком и свободной рукой выудил животное из канавы. Это потребовало некоторого усилия; перевернув рыбу, Лейн понял почему: с ее брюха свисала обмякшая мембрана. Стало понятно, почему довольно бурный поток не сносит этих тварей — мембрана служит мощным присоском, позволяющим надежно прилепиться к гладкому дну канавы.

Несколько обеспокоенная поведением Лейна, Марсия вырвала руку и быстро двинулась по туннелю. Землянин поспешил следом. Вскоре они приблизились к отверстию, так встревожившему Марсию во время предыдущей прогулки по трубе. Пригнувшись, марсианка нырнула туда — на этот раз абсолютно без волнений. Напоследок указала лучиком на угловатую груду десятиножек по одну сторону от входа. Те самые здоровенные твари, что вроде бы исполняли обязанности часовых, теперь спокойно дрыхли на своем посту.

Если так, рассудил Лейн, тогда спят, видимо, и те, кого им положено охранять.

А Марсия? Как вписывается она в эту картину? Может статься, и вовсе не имеет ничего общего с этими тварями? Лейну хотелось верить, что так — настолько чуждой этому миру насекомоподобных с их инстинктивным псевдоразумом она представлялась. Навряд ли Марсия — порождение этого странного сообщества. Тем более что и ее здесь совершенно игнорировали. Это, кстати, роднило Марсию с ним самим, оставленным десятиножками в болоте без внимания.

Однако, похоже, у этого правила бывали и исключения — не случайно же Марсия стремилась проскользнуть в прошлый раз мимо часовых, стараясь ничем не привлечь их внимания.

И мгновением позже Лейн уже понял почему. Они оказались в огромном помещении, погруженном, как и труба, во тьму. Но днем света здесь, похоже, вполне хватало — луч фонаря пал на сплошь залепленный спящими светляками потолок.

Затем луч скользнул по полу, выхватывая из потемок штабеля неподвижных десятиножек, и неожиданно замер. Лейн взглянул только — сердце екнуло, волосы встали дыбом.

Луч упирался в протянувшегося перед ними гигантского — с небольшую субмарину — червя.

Инстинктивно Лейн выбросил вперед руку, чтобы удержать Марсию от неосторожного шага. Но застыл, не доведя жест до конца, — она, должно быть, знает что делает.

Видимо, Марсия почувствовала тревогу землянина: чтобы рассеять опасения, она осветила фонариком свое улыбающееся личико. И деликатно, почти нежно пожала запястье спутнику.

Мгновение тот не мог сообразить, за что ему такая ласка. Потом понял: Марсия растрогана беспокойством за себя. Более того, такая реакция свидетельствовала, что от потрясения, которое вызвал вид обнаженного мужского тела, она уже вполне оправилась.

Лейн внимательно всмотрелся в распростертое по полу чудище. Его тоже сморил сон, гигантские глаза прятались за вертикальными шторками век. Огромная голова по форме была округлой, как и у валявшихся вокруг десятиножек. На фоне огромной захлопнутой пасти крохотный клювик терялся, точно двойная ороговевшая на губе бородавка. Туловище, если представить его себе волосатым, напоминало чудовищно разбухшую земную гусеницу. Десять бесполезных ножек — слишком коротких, чтобы дотянуться до пола, — свисали по бокам. Складывалось впечатление, что тело надуто газом, как аэростат.

Марсия прошла вдоль чудища. Задержавшись возле хвоста, она приподняла складку кожи, под которой обнаружилось с дюжину кожистого же вида яиц, склеенных вместе какой-то слизью — очевидно, гормональными выделениями.

— Наконец хоть что-то проясняется, — пробормотал Лейн. — Конечно же! Это королева-матка, несущая яйца. Воспроизводство потомства — ее обязанность. Вот почему у остальных половых органов и в помине нет, или же они настолько рудиментарны, что обнаружить их не просто. Значит, хотя десятиножки — это животные, но во многом напоминают земных насекомых. Однако отсутствия у них пищеварительного тракта это не объясняет.