Миры Филипа Фармера. Том 13. ЭКЗОРЦИЗМ. Ловец душ. Плоть - [117]

И он рассказал свою историю, хотя и очень кратко.

— Благодарю вас, что вы говорите со мной как с равной, — сказала она, — хотя трудно себе представить дирадаха в роли уборщика. Истинный дирадах предпочел бы умереть с голоду. И я не вижу у вас изображения тотема. Не принадлежа к одному из великих тотемов, вам достойной работы не получить. У вас нет спонсора, кто поддержал бы вас при вступлении?

— Тотемы — суеверие и идолопоклонство! — сверкнул глазами Сарвант. — Я никогда не вступлю ни в одно братство!

— Ну, ты и в самом деле странный! — подняла она брови. — Я даже не знаю, как тебя определить. Как брат Солнце-героя, ты дирадах. Но ты и выглядишь не так и поступаешь не так. Мой тебе совет — веди себя как дирадах, чтобы люди знали, как с тобой обращаться.

— Благодарю вас, — ответил он. — Но я тот, кто я есть. Не могли бы вы мне теперь подсказать, как попасть к храму?

— Иди за мной, — сказала она и пошла вперед.

Сарвант озадаченно последовал за ней. Он хотел выяснить смысл нескольких замечаний женщины, но что-то в ее повадке остерегало от вопросов.

Храм Готии стоял на границе богатых кварталов и припортового района. Это было солидное здание из напряженного железобетона, построенное в виде огромной полуоткрытой раковины и расписанное красными и белыми полосами. К нижней створке раковины вели широкие ступени из гранитных блоков, а внутри было прохладно и разливался неясный свет. Верхняя створка раковины опиралась на каменные фигуры — изображения богини Готии — величавой женщины с грустным и задумчивым лицом и зияющей щелью там, где должен был бы быть живот.

Внутри щели находилась большая каменная наседка, сидящая на яйцах.

У основания каждой кариатиды сидели женщины. Каждая была одета в такое же платье, как на проводнице Сарванта. Были платья-лохмотья, были и дорогие платья. Богатые и бедные сидели рядом.

Женщина без раздумий подошла к группе, сидевшей на цементном полу в полумраке. Вокруг кариатиды их собралось двенадцать, и они ожидали высокую блондинку, поскольку оставили для нее место.

Сарвант подошел к бледнолицему жрецу, стоявшему позади за большими каменными башмаками. Он попросил работы подметальщика. К его удивлению, оказалось, что он говорит с главным официальным лицом храма — он ожидал, что главной будет жрица.

Епископ Анди заинтересовался акцентом Сарванта и задал ему вопросы, на которые он уже привык отвечать. Сарвант говорил правду, но вздохнул с облегчением, когда жрец не спросил его, почитает ли он Колумбию. Епископ отправил Сарванта к жрецу рангом пониже, который объяснил ему, в чем будут состоять его обязанности, сколько ему будут платить, где и когда он будет есть и спать. В заключение он спросил:

— Много ли ты зачал детей?

— Семерых, — ответил Сарвант, не потрудившись добавить, что все они уже столетия мертвы. Может быть, сам жрец был одним из потомков Сарванта. Может быть, каждый под этой крышей мог бы назвать его как своего пращура в тридцать каком-то поколении.

— Семерых? Превосходно! — воскликнул жрец. — Тогда у тебя будут те же привилегии, что у любого мужчины с проверенной фертильностью. Ты пройдешь тот же тест, что и другие, потому что в деле такой важности мы не можем полагаться лишь на слово человека. Предупреждаю: не злоупотребляй своими привилегиями. Твой предшественник был уволен за невнимание к швабре.

Сарвант начал подметать изнутри храма с дальней от входа стороны. Он уже дошел до колонны, где сидела блондинка, когда заметил мужчину, говорившего с ее соседкой. Он не слышал беседы, но женщина поднялась и распахнула платье. Под ним не было ничего.

Мужчине явно понравилось увиденное, потому что он кивнул. Женщина взяла его за руку и повела к одной из кабинок в задней половине храма. Они вошли, и женщина задернула занавеску над входом.

Сарвант лишился дара речи. Лишь через пару минут он смог снова взяться за веник. Теперь он заметил, что повсюду в храме делается одно и то же.

Первым побуждением было бросить веник, бежать из храма и больше никогда здесь не показываться. Но он сказал себе, что, куда бы он ни пошел в Дисии, он встретит зло. С тем же успехом можно остаться здесь и посмотреть, можно ли сделать тут что-нибудь для служения Истине.

И тут он стал свидетелем такому, от чего его чуть не стошнило. К изящной блондинке подошел здоровенный моряк и заговорил с ней. Она поднялась и распахнула платье, и через минуту они оба были в кабинке.

Сарвант трясся от ярости. Он уже был достаточно шокирован, когда это делали другие, но она, она!

Он заставил себя остановиться и подумать.

Почему ее поведение возмутило его больше, чем такое же поведение других? Потому что — следовало признать — она его привлекла. Очень сильно Она вызвала в нем чувства, которые не вызывала ни одна женщина с того дня, как он встретился со своей женой.

Он поднял щетку, пошел в контору низшего жреца и потребовал ответа, что здесь происходит.

Жрец был очень удивлен:

— Ты настолько новичок в нашей религии, что не знаешь, что Готия — покровительница бесплодных женщин?

— Нет, я не знал, — ответил Сарвант дрожащим от ярости голосом. — А какое это имеет отношение к… ко всей этой… — Он умолк, поскольку в дисийском языке не было известных ему слов для обозначения проституции или продажной любви Потом он сказал: — Зачем эти женщины предлагают себя незнакомцам? Неужто это и есть поклонение Готии?