Миры Филипа Фармера. Том 10. Река Вечности. Мир Реки. Рассказы - [121]

Хотя Тамкар публично осуждал Ивара, втайне новый император наверняка был ему благодарен. Он приговорил викинга к Прыжку Смерти, но тем самым предоставил ему пусть ничтожный, но все же шанс обрести свободу и покинуть королевство. Энн Пуллен, Фостролл и Дэвис не принимали участия в убийстве Пачакути, но их тоже признали виновными за сотрудничество с викингом. По сути новый Инка попросту избавлялся от всех, кого считал опасными для себя. Арестовав группу важных чиновников, он тоже послал их прыгать с доски. Перепрыгнуть удалось лишь двоим. Это понравилось зрителям, хотя кое-кто был разочарован тем, что кто-то уцелел. Тамкар отыскал и других — тех, кто по его подозрениям, мог отнять у него трон. Их тоже заставили сделать прыжок в компании с другими преступниками. Толпе пришлось по вкусу это зрелище. Наконец настал день главного события — Ивару и его компаньонам предоставили возможность развлечь публику. Не говоря уже о возможности развлечься самим.

В полдень, через две недели после смерти Пачакути, Дэвиса и других заключенных привели на верхушку башни. Все это время их держали за частоколом, а не в тюрьме, поэтому у них имелось достаточно места для упорных тренировок. Кроме того, приговоренные к Прыжку Смерти получали возможность тренироваться в прыжках в длину на специальной дорожке, в конце которой была вырыта яма, наполовину заполненная песком. Императору хотелось, чтобы прыгуны перед падением оказались как можно ближе к концу второй, противоположной доски. Его подданным нравилось хорошее шоу, а императору нравилось то, что нравилось им. Он сидел в кресле на платформе, из-под которой торчала доска «свободы».

Прогремели барабаны, прогудел рог рыбы-единорога. Когда объявили первый прыжок, толпа внизу восторженно завопила.

Фостролл, стоявший позади Дэвиса, сказал:

— Помни, наш друг: сила притяжения зависит от настроения того, что ее преодолевает. И если существует такая вещь, как удача, мы будем просить, чтобы она тебе улыбнулась.

— Удачи и тебе, — отозвался Дэвис, отметив, что голос прозвучал весьма нервно.

Капитан стражников крикнул, что начинает отсчет. Две полагающиеся на прыжок минуты еще не миновали, когда Дэвис разбежался по тридцатифутовой доске[24], сильно оттолкнулся от ее конца правой ногой и взмыл вверх. В этот момент его и охватил экстаз. Позднее он и сам поверил в то, что спасло его именно это. Разумеется, ему помог Господь. Его спасло то же высшее существо, которое спасло Даниила в загоне со львами.

Тем не менее, когда его пятки коснулись конца противоположной доски, он тяжело упал ничком, сильно ударившись грудью и лицом о твердое дерево. Его руки вцепились в края доски, хотя падение ему уже не угрожало. Полежав некоторое время, он встал. Толпа разразилась криками, и свистом, но он, не обращая внимания, прошел, прихрамывая, по доске к платформе, где стражник отвел его в сторону. Сердце его колотилось, а нервная дрожь прекратилась еще не скоро. К тому времени по доске уже разбегался Фостролл, на лице которого застыла решимость.

Он тоже взлетел высоко, хотя Дэвис сомневался, что француза охватил тот же экстаз, который он недавно испытал. Прыгун опустился на самый край доски, но все же смог упасть на нее вперед. Отклонись он назад, падение стало бы неминуемым.

Подойдя к Дэвису, француз улыбнулся.

— Мы такие замечательные атлеты! — воскликнул он.

Барабаны и рог прозвучали в третий раз. По доске побежала Энн — обнаженная, как и ее предшественники. Ее кожа от страха стала белой. Решительно разбежавшись, она без колебаний взлетела над пропастью.

— Какая храбрость! Какая решительность! — вскричал француз. — Что за женщина!

Дэвис, несмотря на испытываемую к Энн неприязнь, был вынужден согласиться с Фостроллом. Но женщине не хватило ни храбрости, ни сил, чтобы удачно приземлиться. Конец доски ударил ее по животу, а локти врезались в дерево. Из ее легких шумно вырвался воздух. На мгновение она зависла, лягая ногами пустоту и мучительно пытаясь вдохнуть, потом вытянула руки и вцепилась в края доски, прижимаясь лицом к дереву. Когда ее пальцы ослабели, она начала соскальзывать.

Рев Ивара перекрыл рокот толпы и крики стоящих на платформе людей:

— Ты валькирия, Энн! Ты женщина для таких, как я! Держись! Ты сможешь! Подтягивайся вверх и вперед! Я встречусь с тобой на платформе! А если упаду, то мы увидимся где-нибудь в другом месте у Реки!

Это удивило Дэвиса. За две недели заключения Ивар не сказал Энн ни слова. И она ему тоже.

Энн улыбнулась — то ли от отчаяния и боли, то ли от радости после слов Ивара. Мокрая от пота, с еще более побледневшим лицом, она отчаянно боролась за жизнь и смогла-таки подтянуться. Когда ее ноги оказались на доске, она обессиленно перевернулась на спину. Ее груди часто поднимались и опускались, на животе виднелась широкая красная полоса — след удара о доску. Через две минуты она встала на четвереньки и проползла так несколько футов, затем встала и на ослабевших ногах, но с гордым видом перешла на платформу.

Фостролл обнял ее — возможно, с чуть большей страстностью, чем допускало приличие. Энн всхлипнула, Фостролл тоже, но когда барабаны и рог прозвучали вновь, они разжали объятия и обернулись к Ивару.