Миры Альфреда Бестера. Том 2 - [158]

— Поздравляю тебя. Раджа, убежище ты себе нашел идеальное. Командный пост прямо в эпицентре событий! Никому бы даже в голову не пришло искать тебя здесь. Как же ты устроил себе берлогу в подобном месте?

— Выбросил несколько блоков, Курзон. Безобиднее, чем префронтальная лоботомия — однако Экстро отчаянно протестовал. Что это вы так побледнели, профессор Угадай, что это вы так дрожите? Или вам страшно в присутствии Шивы? Не отрицайте. У меня есть глаза. Я вижу ваш страх. Бог чувствует все, бог знает все, вот почему все, исходящее от Шивы — созидание или разрушение — должно приниматься с глубочайшей покорностью и с любовью. Да, вам должно нижайше благодарить меня и любить за то, что я разрушаю или возрождаю из небытия.

— Боже милостивый! — взорвался я. Меня трясло. — Что ж ты не возродишь Фе или Поулоса? Отчего же ты не возвращаешь руку Гилелю, а мне — мой сожженный вигвам? Наша…

— Как ни жаль, девчонку убил не я. Сожалею. Это было еще до моего явления. Грека уничтожил я, да. Я ему красивую смерть устроил. А вот жид от меня улизнул — но я его достану, обязательно достану. Никто дважды не избегает смертоносного гнева Шивы.

— «Как ни жаль, девчонку убил не я», — придушенным голосом повторил Секвойя. — Вы сожалеете, что не убили?

— Профессор Угадай, повторяю, все, что исходит от меня, должно восприниматься с покорностью и любовью. Только так можно истинно восславить Шиву. — И тут он вдруг опять взорвался и заорал в лицо Вождю: — Покорность и любовь! Я есть все, я единственный, все во мне, разрушение и возрождение, и линга есть мой священные символ. Зрите! Зрите с покорностью и любовью!

Тут он оголил свое отвратительное, изъеденное проказой тело, чтобы показать нам лингу — эмблему фаллического культа бога Шивы. Мы попятились в отвращении.

И снова гнев сменился как бы разумной, размеренной речью:

— Вы будете продолжать любить меня, даже если я вас уничтожу, ибо я способен творить чудеса, благодаря истязанию своей плоти и медитации, длившимся пятьдесят лет.

— Раджа, значит, ты страдаешь от канцелепры на протяжении полувека?! Я…

Голос мой так дрожал, что я не мог продолжать дальше.

Лев величаво кивнул. На изуродованном лице, казалось, даже промелькнула улыбка.

— Я позволяю тебе, дражайший Курзон, обращаться ко мне просто по имени. Шива — лишь одно из тысячи моих имен. Превыше прочих имен мы ставим имя Натараджа. Космический Танцор. Именно танцующими нас чаще всего воспроизводят в культовых статуях.

И он вдруг запел своим сиплым, надтреснутым голосом:

— Га-ма па-да-ма па-га-ма га-ри-сани-са-ни га-ри-са…

Потом переходя с медленного размера в четыре восьмых и три вторых на убыстренный ритм:

— Да на а на ди на а пади на а на каага а ка га дхина на дхина на дхина-гана…

Он принялся танцевать под свой напев. Это были торжественные ритуальные движения — рывок и замирание в новой позе, рывок — и снова обмирание. Раджа танцевал вокруг главного терминала Экстро — посреди обломков, между искрящими кабелями. Он танцевал свой космический танец с конвульсивным ожесточением резиновой куклы, у которой руки и ноги, казалось, росли и двигались как-то не так, растопыривались не по-людски, ибо были искривлены болезнью. Всякий раз, когда он качал головой, отлетали клочья волос. При взмахах рук отлетали ногти. И наконец при выдохе он начал разбрызгивать кровь.

— И у этого страшила я был на побегушках? — простонал Секвойя.

— У него и у Экстро, — тихо сказал я. — Они на пару вертели тобой, как хотели.

— Я беру на себя проклятую машину. Ты займись этим дерьмовым богом.

— По рукам.

Мы оба были как в горячке. А Раджа тем временем приближался в нам — пританцовывая.

— Дхина на дхина на хинагана…

Раздутое лицо, похожее на львиную морду, гипнотизировало нас взглядом. А резиновые руки — наконец я понял, в чем их неестественное уродство: они гнулись в любом месте — эти резиновые руки вдруг нанесли разом два могучих удара. Я полетел направо. Вождь налево.

— Давай! — яростно крикнул Вождь, быстро вскакивая с пола и мчась к терминалу Экстро. Он сразу же принялся крушить центральный блок. Я тоже вскочил и нацелил лучемет на Раджу. Чтобы остановить его, надо попасть или в мозг, или в сердце. Шива замер прямо передо мной в священной позе — согнутые руки разведены вверх. Однако в одной из его рук сверкал широкий малайский кинжал. Но вот маленькая ручка, сжимающая рукоять кинжала, стремительно опустилась вниз — и Раджа ударил кинжалом точно в мое сердце. Весь этот гипнотизирующий космический танец исполнялся только ради страшного момента убийства.

Я был совершенно парализован его действиями и всем происходящим, но какая-то разумная часть меня все же успела среагировать и я прикрыл грудь лучеметом. Кинжал звякнул о сталь. В следующую секунду Раджа бросился на меня, схватил за шею, повалил на пол и снова занес кинжал. Я бешено сопротивлялся, тем не менее отвратительный зловонный враг сдавливал меня все сильнее, приближая клинок к моему горлу. Я уже не мог позвать на помощь Угадая, я терял сознание. Как вдруг Раджа отпустил меня — так же внезапно, как и напал.

Я наконец вздохнул, чуть-чуть пришел в себя и увидел, что Раджа корчится в лапищах Ху-Ху-Хуха. Чтобы Ху-Ху-Хух проявил верность, сознательно пришел мне па помощь? Нет, маловероятно. Скорее всего, это взыграл животный инстинкт ненависти к обидчику слабого. Ху-Ху-Хух схватил Раджу за львиную голову, поднял в воздух, мотнул его тело — и раздался треск: переломились шейные позвонки.