Миры Альфреда Бестера. Том 2 - [12]

— Мне бы хотелось совсем другого.

— Да?

— Помнишь, ты рассказывал, как ужинал однажды у каких-то ирландцев?

— Чего-то не припомню.

— Ну, когда ты водил меня завтракать в Грот Кошерной Морской Пищи «Эй, на встречном космическом!»

— Завтрак помню, но что я там рассказывал — хоть убей.

— Какой-то… какой-то ребенок ползал у всех под ногами, ты взбесился и пнул его.

— Господи ты Боже! — засмеялся Уинтер. — Ну конечно! Это было в куполе Дублин. Никогда не забуду, как все прямо окаменели от ужаса. Поступок жуткий, кто бы спорил, но ты себе не представляешь, какое это было занудное сборище.

— А ребенок посмотрел на тебя с обожанием.

— Точно. Лайаму уже лет восемь, и он все еще меня обожает. Пишет мне письма на гэльском. Можно подумать, у этого мальчишки врожденная страсть такая — чтобы его пинали.

— Роуг, — негромко сказала Деми. — А ведь ты и меня пинал.

— Я? Пинал?

Уинтер был поражен, его охватила непривычная дрожь, по всей коже пробежали мурашки Откровенные предложения встречались ему и прежде, но не в такой же форме.

«Я что, делал ей авансы?»

«Неужели она ощутила взаимное между нами притяжение, о котором я сам никогда и не подозревал?»

«А может, я вру?»

«Может, я все время только этого и хотел?»

Все эти противоречивые, взаимоисключающие вопросы метались в голове Уинтера, но искать на них ответы было уже поздно. Он встал, притворил дверь комнаты, поставил стул прямо перед стулом девушки, сел и взял ее за руки.

— Что с тобой, Деми? — Сейчас он говорил нежно, без следа прежней иронии. — Безнадежная любовь?

Деми кивнула и начала тихо всхлипывать. Роуг осторожно вложил ей в руку носовой платок.

— Надо быть очень храброй, чтобы сказать такое. И давно это у тебя?

— Я не знаю. Это… это просто как-то вот случилось.

— Прямо сейчас?

— Нет, не сейчас… как-то само собой случилось.

— А сколько тебе, радость моя, лет?

— Двадцать три.

— И ты любила кого-нибудь раньше?

— Это все не то, я никогда не встречала таких, как ты.

Уинтер внимательно оглядел безнадежно ревущую девочку с узкой талией и большой грудью. А потом тяжело вздохнул.

— Послушай, — начал он, осторожно подбирая слова. — Во-первых, я очень тебе благодарен. Ведь такое вот предложение любви — все равно что сокровище на конце радуги, оно достается совсем немногим. Во-вторых, я тоже могу тебя полюбить, но ты должна понять почему. Когда предлагается любовь, ответом может быть только любовь, тут нечто вроде шантажа, только шантаж этот — прекрасен. И я сейчас развлекаю тебя такими вот до тупости очевидными истинами с единственной целью, чтобы ты не промочила мой носовой платок насквозь.

— Я знаю, — кивнула Деми. — Тебе всегда можно верить.

— Так что получить меня можно. Я и вообще маньяк по части женщин — единственный, наверное, мой порок, — а сейчас девушка нужна мне, как никогда, только… Посмотри сюда, Деми, и слушай меня внимательно. Тебе достанется только половина мужчины, а может, и меньше. Большая часть меня принадлежит работе.

— Потому ты и гений.

— Прекрати это слюнявое обожание!

Уинтер резко встал, подошел к огромной карте Солнечной системы и начал ее изучать — без особого, правда, интереса.

— Боже милосердный, так ты и вправду твердо решила меня заарканить?

— Да, Роуг. Мне и самой это не нравится… да.

— И что, никакой пощады? Наш покойный друг, великий Роуг Уинтер подшиблен влет мэримонтской тихоней, каковой факт снова и непреложно доказывает, что я — придурок, способный сказать «нет» кому угодно, кроме девушки.

— Ты боишься?

— Конечно, боюсь, только куда же мне деться? Хорошо, давай начнем.

Деми с разбегу бросилась Уинтеру в объятья и поцеловала его плотно сжатые губы.

— Мне нравится, какой у тебя рот, — пробормотала она, задыхаясь. — Твердый, крепкий. И руки тоже крепкие. Роуг… Роуг…

— Это потому, что я — маори, дикарь.

— Таких как ты вообще больше нет.

— А нельзя ли приглушить малость это благоговение? У меня и так хватает тщеславия.

— Господи, никогда бы не поверила, что получу тебя.

— Да? Расскажи кому другому. Прошу вас. Высокочтимые святые предки царственного семейства Юинта, — молитвенно возвел глаза к потолку Роуг, — благородные короли, пятнадцать поколений правившие маори, те, чьи души покоятся в левом глазе Те Юинты… прошу вас, не дайте этой паучихе сожрать меня с потрохами.

Деми восторженно присвистнула и захихикала.

— Что может поделать благородный дикарь, когда на него нацелилась девица? Он окружен, он обречен, он пропал безвозвратно.

— В левом глазе? — уточнила Деми.

— Ага. А ты что, не знала, что душа обитает в левом глазе? У маори это каждому ребенку известно.

Зажмурив правый глаз, он посмотрел на светившуюся восторгом и предвкушением девушку.

— Какого черта, Деми. Пойдем, отметим это дело, только теперь я не тебя буду накачивать, а надерусь сам. Чтобы приглушить свои страдания.

Деми снова присвистнула.

Сударыня, будь вечны наши жизни,

Кто бы стыдливость предал укоризне?

Сперва ей потребовалось по-кошачьи обследовать всю квартиру, осмотреть, иногда — бегло, иногда — подолгу любуясь, всю мебель, все картины, книги и кассеты, все сувениры, собранные по различным уголкам Солнечной системы. Деми изумленно — и несколько старомодно — приподняла бровь при виде шестифутовой ванной (предмета совсем еще недавно — до наступления эры Мета — незаконного), недоверчиво покосилась на японскую кровать — толстый белый матрас на огромном брусе черного дерева — и слегка застонала при виде кошмарного беспорядка в студии.