Миртаит из Трапезунда - [21]

Далее мне предстояло вписать в документ дополнительное назначение. Я внимательно изучил маленькую бумажку, написанную невероятно ровным почерком Ливадина, и рядом с незнакомой мне должностью миртаита с изумлением обнаружил свое имя.

– Учитель, – обратился я к Ливадину, – не иначе как в твоей записке закралась ошибка.

– Разве? Где? Что за ошибка? – рассеянно уставился на меня Ливадин.

– В твоей записке, господин, – повторил я. – Там указано мое имя.

– Ах, это! – с улыбкой воскликнул Ливадин. – Здесь нет никакой ошибки, мой мальчик, ты тоже получил должность при императорском дворе Трапезунда.

– Правда? Но как такое возможно, господин? – изумился я.

– Я и сам, признаться, изрядно удивлен, – задумчиво потирая щеку, заметил мне Ливадин. – Но перед твоим приходом у меня побывал господин Агапит. Он-то и принес мне распоряжение великого логофета Никиты Схолария включить в текст императорской простагмы твое имя.

– Получается, что не только император Трапезунда, но и великий логофет может назначать на придворные должности и даровать титулы?

– Не говори ерунды, мой мальчик. Безусловно, господин Никита Схоларий согласовал твою новую должность с василевсом, – объяснил мне Ливадин, и у меня от его слов резко закружилась голова. – А сам ты, Филат, ничего не хочешь мне рассказать?

– Мне нечего сказать тебе, учитель, ведь я озадачен своим назначением не меньше твоего, – ответил я Ливадину, начиная смутно догадываться о причинах моего неожиданного возвышения, хотя чин миртаита, как я позже узнал, был чуть ли не самой младшей должностью при трапезундском дворе.

– Тогда мы с тобой, Филат, будем полагать, что император Василий решил снизойти до тебя и явить свою безграничную милость, – кажется, поверил моим уверениям Ливадин. – А ведь вчера на аудиенции я даже позабыл упомянуть Его Величеству о тебе.

Последние слова учителя подтвердили мои подозрения о том, что отнюдь не протекция Ливадина принесла мне, молодому парню, который всего несколько дней назад прибыл в Трапезунд, должность миртаита при императорском дворе с годовым жалованием в пару сотен серебряных монет.

– А что полагается делать миртаиту на императорской службе? – спохватился я, что ничего не знаю о своих новых обязанностях.

– Надеюсь, ты останешься служить при мне в архиве, – призадумался над моим вопросом Ливадин. – По крайней мере до тех пор, пока относительно тебя не поступят особые распоряжения.

– Какие такие особые распоряжения? – насторожился я.

– Теперь ты, мой мальчик, состоишь на службе у императора, и ему одному ведомо, как он решит распорядиться твоей судьбой. Ну а пока ты не стал великим логофетом или сразу протовестиарием54, – по-доброму посмеялся надо мной Ливадин, – поскорее заканчивай работу с простагмой, ведь тебе за сегодняшний день предстоит переписать еще дюжину важных бумаг. Поэтому не мешкай и поторопись, мой новопреставленный господин миртаит!

Глава 5. Мусульманин

Я спускался вниз по извилистой дороге, которая вела меня от Цитадели к Среднему городу. Впереди у меня был целый день, наполненный несколькими необременительными делами и возможностью осмотреться в новом городе.

В моем поясном кошеле лежало шесть серебряных монет, по местному – асперов. Их я взял из своих собственных сбережений для того, чтобы к завтрашним торжествам по случаю бракосочетания императора Василия и ромейской принцессы обзавестись приличной одеждой и обувью. После получения мной чина миртаита я должен был непременно присутствовать на всех торжественных мероприятиях в жизни императорского двора, и свадьба василевса была как раз одним из таких событий.

Начать свои дела в городе я решил с наименее приятного для меня занятия, а именно с посещения городских общественных бань. Мыться я не любил и считал частые походы в баню совершенно пустым занятием, ведь стоило мне после мытья пройтись по пыльным городским улицам, как мой внешний вид становился мало отличимым от прежнего. Кроме того, лекари в один голос утверждали, что излишнее стремление к чистоте тела способствует распространению многочисленных болезней, а значит, является вредным для человеческого здоровья. И если я всячески следовал рекомендациям знающих людей, то мой учитель не разделял подобных убеждений. Ливадин был крайне чистоплотен и в обязательном порядке мылся каждую неделю. Откровенно говоря, именно в этом мне и виделась основная причина того, что мой учитель с каждым годом становился все более болезненным. Однако Ливадин отказывался слушать какие-либо доводы и заставлял меня посещать городские бани хотя бы один раз в месяц.

По словам моего нового приятеля, конюха Агвана, наиболее приличные и недорогие бани располагались в восточном пригороде Трапезунда. Он же и объяснил мне, как до них добраться.

Следуя указаниям Агвана, я спустился из Цитадели к Богородице Златоглавой, той самой церкви с золотым куполом и большим греческим крестом, которую я видел во время праздничного шествия по случаю прибытия ромейской принцессы в Трапезунд. Там, на перекрестье дорог, я свернул направо и, покинув Средний город через массивные восточные ворота, вышел на длинную, прямую улицу, которую местные называли Виа Империале