Мировые загадки сегодня - [110]

В конце прошлого и в начале нынешнего века среди русской интеллигенции были очень популярны просветительные издания Ф. Павленкова, особенно его «Энциклопедический словарь», содержащий около 3000 страниц текста, и более 800 рисунков[23]. В предисловии к нему значилось, что эта домашняя энциклопедия содержит тот «минимум» необходимых знаний, который следует знать «среднему интеллигентному человеку», исходя из «практических требований обыденной жизни». Сотни интереснейших словарных статей по всем областям жизни и культуры человека, переходящего из века девятнадцатого в век двадцатый. И среди них — статьи о римских императорах и греческих тиранах, российских самодержцах и отцах церкви, царствующих дворах Европы и канувших в Лету правителях Азии… Все это было тоже неизбежным элементом тогдашней образованности и культуры. Ну а сейчас?

Существуют ли объективные критерии того, что нужно и что не нужно знать современному человеку, постоянно стремящемуся к высокой образованности и еще помнящему одну из главных заповедей Козьмы Пруткова? «Нельзя объять необъятное» — вот мы и подошли к самой сердцевине безграничного мира «мировых загадок»: можно ли познать необъятное? Или пределы человеческому познанию заложены в самой природе человека, далекой еще от совершенства, где конечность человеческого разума и опыта не позволяет познать бесконечное разнообразие теряющегося в безбрежности мира?

Люди открывают все новые горизонты; здесь они подошли к одной дали, все изучили в ней, как будто бы все познали, все перечувствовали, но там, за горизонтом, приоткрылась еще одна, неведомая ранее завеса непознанного, а «там своя, другая даль», как писал поэт, и так без конца и края, все новые и новые дали…

Познаваем ли мир?

Для нас, казалось бы, такого вопроса и не существует. Мы верим, что мир познаваем и что противоположная точка зрения, утверждающая принципиальную непознаваемость мира, агностицизм, — точка зрения ложная, она не согласуется с главным критерием — основой нашего познания — материальной практикой людей. Все логично, ясно, убедительно, и нет сомнений: практика — главный критерий познания, и она, в конечном счете, решит, что истинно, а что ложно, и так, за шагом шаг, опираясь на проверку практикой, человечество пробивается во мраке непознанного к открытию все новых истин, новых фундаментальных законов, а так называемые «мировые загадки», труднейшие проблемы познания, постепенно остаются, должны оставаться, за бортом победной поступи человеческой цивилизации: ведь она вооружена созданной ею же для познания мира наукой.

И под впечатлением действительного могущества науки, самого метода научного познания, опирающегося на скрупулезно добытые факты, проверенные и перепроверенные, мы с гордостью утверждаем: мир познаваем! И теперь как бы «свысока», из заоблачных высей всепознающей научной мысли взираем немного снисходительно, как на нечто уже анахроничное, на пожелтевшие страницы векового спора агностиков-идеалистов с материалистами о познаваемости мира. Но не будем спешить с выводами.

Так ли пожелтели сегодня в архивной пыли истории страницы агностицизма? Ведь теоретическое обоснование его покоится на доводах о непознаваемости мира таких крупных мыслителей, как Кант, Юм, Беркли, целой плеяды современных нам философов и теологов Востока и Запада, а вместе с ними — и ряда ученых-естествоиспытателей. Нет, не окончена трудная, изнурительная борьба за торжество разума. А всегда ли мы готовы доказать свою убежденность в том, что весь мир действительно подвластен человеческому разуму? И всегда ли нам на помощь могут прийти наше главное орудие — человеческая практика и главное средство познания — наука?

…Вспышкой озарения мелькнула догадка. Неясное предчувствие, что-то бесформенное, расплывчатое, длившееся одно лишь мгновение, но в нем проступили контуры будущего. Будущего открытия, единственного решения, неожиданного поворота судьбы. Факты? Никаких. Разумное объяснение? И его нет. Пока нет.

Не поддаются еще строгому научному анализу глубинные явления человеческой психики, многого мы еще не знаем и в переплетении сложнейших процессов мироздания. Бессильна здесь еще практика, ведь и она должна пройти свой долгий путь проб и ошибок, прежде чем сможет вынести вердикт об истинности или ложности научного предвидения, принципиально нового научного открытия. Лишь некоторым из них посчастливилось пережить триумф быстрого признания. Другие открытия, а их большинство, вынуждены были долгие годы дожидаться подтверждения в эксперименте либо в результатах общественной практики. А те из них, что намного опережают свое время и не могут быть объяснены господствующими научными взглядами и достигнутым уровнем общественного производства — материальной практикой, или становятся достоянием истории, или вновь переоткрываются спустя целые столетия. Вспомним судьбу некоторых открытий Леонардо да Винчи, Галилея, Кеплера, Ломоносова и других корифеев научной мысли человечества, известных и безвестных, «вдруг» открываемых.

Но кто же занимает «ничейную землю», пытается поведать людям о непознанных еще наукой законах бытия или недоказанных и недоказуемых «чудесных превращениях» и «божественных откровениях»? Во все времена, как и теперь, эту миссию брала на себя религия. А опорой ее было людское незнание и невежество, а также свойственная людям доверчивость и желание как-то облегчить душу от тяжестей и неустроенностей жизни.