Мировой капитализм и план Дауэса - [25]

«Если не будет сделано попытки соглашения, — писал он в 1920 г., — то результат войны выразится в создании целой сети тяжких податей, которые одни союзники должны будут платить другим. Общая сумма этих податей, вероятно, должна даже превзойти сумму платежей, которую можно получить от неприятеля, и, таким образом, окажется, что война привела к невозможному положению, при котором союзники должны выплачивать друг другу возмещение убытков, вместо того, чтобы получить их с общего врага»[28].

Именно в таком невозможном положении оказалась Европа. И хуже всего то, что из него нет выхода, так как Европа не может платить, если бы даже она десятки раз согласилась и хотела расплатиться.

«Положение точно соответствует германским репарациям. Америка не сможет осуществить взимание долгов с союзников точно так же, как союзники не смогут взыскать с Германии репараций в их нынешнем объеме».

«Как союзники требуют крупных платежей от Германии и в то же время пускают в ход всю свою изобретательность, чтобы помешать ей производить требуемые платежи, точно так же и американское правительство, с одной стороны, придумывает схемы для финансирования экспорта, а с другой — устанавливает тарифы, которые должны, елико возможно, затруднить обратную выплату ему кредитов. Великим нациям часто разрешается действовать с безрассудством, которое мы не прощаем частным лицам»[29].

Но даже если бы удалось найти форму для урегулирования взаимных расчетов, не отказываясь от платежа, то в лучшем случае такой порядок будет держаться не больше нескольких лет, ибо «неужели народы Европы согласятся на целое поколение принять такой порядок жизни, при котором значительную часть своего ежедневного дохода им придется отдавать для покрытия платежей за границу, причина которых, будь то платежи всей Европы Америке или платежи Германии остальной Европе, не соответствуют их понятиям о справедливости и долге».

Исходя из этих соображений, Кейнс рекомендовал еще в 1920 г., как наилучший исход, «повсюду зажечь праздничные костры» всесожжения долговых документов, которые превратились в «бумажные путы'» для экономического развития Европы. «Это является столь настоятельной необходимостью», — писал он, — «что если мы не сумеем сделать это в добром порядке и общем хорошем настроении, при чем никто не причинит другому серьезной обиды, то, когда дело дойдет до крайности, может вспыхнуть такой пожар, который истребит не только эти бумаги, но кое-что поважнее»[30]. Конкретно Кейнс предлагал в эти годы «зачеркнуть» межсоюзные долги и свести сумму германских репараций до выполнимой и необременительной цифры в 63 миллиона фунтов ежегодных платежей в пользу Франции и Бельгии, уплачиваемую в течение тридцати лет.

Костры не были зажжены. А пожар, Который грозил в 1920-21 году уничтожить европейский хаос вместе с его причиной — капиталистическим строем, удалось временно потушить Одним из способов тушения явилась фактическая отсрочка шейлоковских требований, молчаливый мораториум, который был предоставлен Америкой Европе в течение 1919-24 гг.

Теперь снова на очереди проклятый, вопрос о долгах, об экономических последствиях войны. «Я требую уплаты по векселю», заявляет американский Шейлок. Это требование не имеет того невинного характера, который можно было бы выразить формулой: «Америка должна делать вид, будто бы она требует денег, а Европа, будто бы она собирается платить их». Международный империализм ищет решения не на тех путях, которые ему указывал пацифистский мечтатель. Планы, которые предлагал Кейнс, могли быть продиктованы только наивной иллюзией, будто капиталистический мир способен вернуться, как ни в чем не бывало, к довоенному положению, будто победители способны отказаться от плодов победы, а побежденные — вернуть себе прежние позиции. Долги, независимо от возможности или невозможности их уплаты, являются только формой экономической зависимости должников от кредиторов (порой также и наоборот), служат выражением экономического господства последних над первыми, экономической победы, которая перевешивает все военные успехи в империалистической войне. Глупо предполагать, что в условиях капиталистической конкуренции какая-либо страна способна добровольно, в порыве великодушия, отказаться от господствующего положения.

Идеи имеют свою внутреннюю логику. Наивное представление о том, будто капиталистический мир способен на такие жертвы, имеет своей основой глупенькую теорию «общего дела», которую французская буржуазия выдвигает каждый раз, когда на нее нажимают кредиторы. Рассыпаясь в восторженных дифирамбах Соединенным Штатам за «финансовую помощь», которую они оказывали Европе в критические дни войны и в первые послевоенные месяцы, Кейнс замечает: «Когда мы говорим таким образом о финансовой помощи Америки, мы молчаливо предполагаем, равно как, по моему убеждению, это предполагала и сама Америка, что, давая деньги, она делала это не в виде выгодного помещения капитала. Если Европа должна возвратить полученную ею финансовую помощь в сумме 2.000.000.000 фунтов, да еще по сложным процентам из расчета пяти на сто, то весь вопрос принимает совершенно иной характер. Если авансы Америки мы должны рассматривать в этом освещении, то ее финансовые жертвы в самом, деле оказываются относительно весьма незначительными»