Мировая война Z - [112]

Я пытался вписаться, остепениться, завести друзей, найти работу и сделать что-то для восстановления Америки, но не мог думать ни о чем, кроме убийства. Я начал изучать шеи людей, их головы. Думал: «Гм, у этого парня наверняка крупная лобная кость, надо стрелять в глаз». Или: «Хороший удар по затылку мигом уложит эту цыпу». Я видел выступление нового президента, Отморозка — Иисусе, кто я, черт возьми, сам такой, чтобы называть отморозками других? — и перебрал в уме не меньше пятидесяти способов его прикончить.

Вот тогда пришлось завязать, не только ради себя, но и ради окружающих. Я знал, что однажды переступлю черту, напьюсь, ввяжусь в драку и потеряю контроль. Знал: если начну, то не смогу остановиться, поэтому сказал всем «пока» и присоединился к имписи. Название, кстати, как у южноафриканских войск специального назначения… «Имписи» на языке зулусов означает «гиена», зверь, избавляющий от трупов.

Это частное подразделение, никаких правил, никакой бюрократии, поэтому я и предпочел их регулярным многонациональным войскам. Мы сами выбираем себе часы работы и оружие.

(Кивает на нечто, похожее на заостренное стальное весло, лежащее рядом).

— Поувенуа — достался от маорийского брата, который играл за «Олл Блэкс» до войны. Сукины дети эти маори. Тот бой у Холма Одного Дерева, пять сотен маори против половины мертвяков Окленда. Поувенуа тяжела в обращении, даже если она из стали, а не из дерева. Но это еще одна прерогатива солдата удачи. Кто сейчас получает адреналин, нажимая на спуск? Нет, должно быть трудно, опасно, и чем больше упырей, тем лучше. Конечно, рано или поздно они закончатся. И тогда…

(На «Имфинго» звучит колокол, сигнал отплытия).

— Пора в путь.

(Т. Шон делает знак официанту, потом кладет несколько серебряных рандов на стол).

— Я до сих пор надеюсь. Это может показаться безумием, но наперед никогда не знаешь. Вот почему я откладываю большую часть заработков, а не отдаю их принимающей стране и не выкидываю Бог знает на что. Наверное, когда-нибудь я наконец-то завяжу. Канадский брат, Маки Макдональд, сразу после зачистки Баффиновой Земли решил, что с него хватит. Говорят, он сейчас в Греции, в монастыре вроде бы. Все может случиться. Вдруг впереди меня еще ждет настоящая жизнь. Эй, мечтать же не вредно? Конечно, если этого не произойдет, если однажды Зак исчезнет, а пристрастие к убийству останется…

(Он встает, вешает на плечо оружие).

— Тогда последний череп, который я проломлю, возможно, будет моим собственным.

Заповедник Песчаные озера, провинция Манитоба, Канада

Джессика Хендрикс сгружает последний на сегодня «улов» на салазки. Пятнадцать тел и гора конечностей.

— Я стараюсь не злиться, не сетовать на несправедливость. Я хотела бы понять. Однажды я встретила бывшего иранского пилота, который путешествовал по Канаде, присматривая местечко, где можно осесть. По его словам, из всех людей, которых он знал, только американцы никак не могут смириться с тем, что с хорошими людьми случается плохое. Возможно, он прав. На прошлой неделе я слушала радио и попала на (имя вырезано по соображениям охраны авторских прав). Обычный его эфир — грубые шутки, оскорбления, подростковая сексуальность. Помню, я думала: «Этот человек выжил, а мои родители — нет». Нет, не хочу злиться.

Трой, штат Монтана, США

Мы с миссис Миллер стоим, глядя на играющих детей.

— Можете винить политиков, бизнесменов, генералов, машину, но если действительно ищете, кого обвинить, обвиняйте меня. Я — американская система, я машина. Это цена демократии. Мы все отвечаем за совершенные преступления. Я понимаю, отчего Китаю понадобилось столько времени, чтобы принять это, и отчего русские просто послали всех на и вернулись к своей системе, как она у них там сейчас называется. Хорошо, когда можешь сказать: «Эй, не смотри на меня, я не виноват». Нет уж, виноват. Это моя вина, вина моего поколения. (Она глядит на детей).

— Интересно, что скажут о нас поколения будущие. Наши бабушки и дедушки пережили Депрессию, Вторую мировую войну и вернулись домой, чтобы создать величайший средний класс в человеческой истории. Господь знает: они были далеки от идеала, но очень близко подошли к исполнению американской мечты. Потом пришло поколение наших отцов и все испортило. Бэби-бумеры, «поколение Я». А потом мы. Да, мы остановили зомби, но мы же их и породили. Но все-таки мы разгребли то, что навалили. Возможно, это лучшая эпитафия, на которую стоит надеяться. «Поколение Z: они разгребли то, что навалили».

Чунцин, Китай

Кван Цзиньшу осматривает последнего на сегодня пациента, маленького мальчика с каким-то респираторным заболеванием. Мать боится, что у сына туберкулез. Когда доктор заверяет, что это всего лишь простуда, она расцветает. Женщина провожает нас по пыльной улице со слезами благодарности на глазах.

— Приятно снова видеть детей. Я имею в виду тех, что родились после войны, настоящих детей, которые знают только тот мир, в котором есть живые мертвецы. Они понимают, что нельзя играть поблизости от воды, нельзя ходить в одиночку или после заката весной и летом. Они не знают страха, и это величайший дар, единственный дар, который мы можем им оставить.