Мировая революция. Воспоминания - [88]
Декларацию я передал государственному секретарю Лансингу, чтобы обеспечить таким образом вперед согласие американского правительства; это было сделано еще и затем, чтобы в последний момент перед ответом Австрии припомнить Вильсону нашу точку зрения. Своим успехом этот шаг оправдал себя; успех был большой не только в общественном мнении и в печати; но и в правительственных кругах, и особенно в Белом доме. Президент Вильсон в посланном мне письме говорил, что Декларация независимости его глубоко тронула, как это мы увидим из его ответа Австро-Венгрии. И этот ответ, опубликованный 19 октября, помечен, как и наша декларация, 18 октября.
В своем ответе Австро-Венгрии президент Вильсон подчеркивает, что Соединенные Штаты изменили свой взгляд на Австро-Венгрию и ее отношение к Соединенным Штатам, как это особенно ясно видно из признания чехословацкого Национального совета правительством чехословацкого народа de facto. Соединенные Штаты также признали национальное стремление югославян. Таким образом, президент не может удовлетвориться лишь автономией этих народов в качестве основы для мира, как он это предполагал в январе в своих XIV пунктах. Не он, а эти народы сами должны быть судьями выступлений австро-венгерского правительства, благодаря которым должны были быть осуществлены их стремления и их личное понимание собственных прав и судьбы.
В дипломатической литературе можно найти мало примеров такого мужественного и честного отказа от своих собственных более старых взглядов: именно потому это так и подействовало. Вообще президент Вильсон не скрывал, что в течение войны менял свои взгляды; так, например, в декабре 1917 г. полковник Гауз передавал Бернсторфу, что президент не согласен с условиями мира, формулированными Антантой, считая их невозможными, но уже в апреле он пришел к необходимости объявить войну Германии и этим самым был неизбежно приведен к ревизии своей европейской программы.
В различных книгах при критике ответа Вильсона постоянно перетряхивается вопрос, как могло случиться, что президент в такое короткое время отказался от своего бесспорного австрофильства. По Америке ходили различные легенды о моих к нему отношениях; скажу теперь как можно кратко главное.
Президент Вильсон с начала войны был подробно осведомлен о нашем заграничном движении своими министрами, которым делал доклад Воска. Если мне не изменяет память, то Воска был представлен Вильсону даже лично. Первую обширную программу нашего движения президент Вильсон получил в меморандуме, написанном для министра Грея утке в 1915 г. При своем пребывании в Америке в 1917 г. генерал Штефаник также уведомлял о движении американские правительственные круги и президента Вильсона. Далее слышал президент Вильсон о наших стремлениях, обо мне и о нашей работе от мистера Чарльза Крейна и др. Я лично послал президенту (в конце января 1918 г.) из Киева обширный телеграфный разбор его XIV пунктов в основе в том же смысле, в котором я обсуждал эту программу в «Новой Европе». Далее, президент Вильсон получил из Токио мой меморандум (в апреле), в котором я собирал все свои взгляды на Россию и на отношение к большевикам.
Приехав в Вашингтон, я очень скоро оказался в сношениях с министрами Вильсона и с секретарями министров, которые решали вопросы, нас прямо или косвенно касающиеся. Кроме Лансинга, это были уже названные ранее лица: Бекер, В. Филлипс, Полк, Б. Лонг, Ф.К. Лейн, Гаустон. Секретарем у Лансинга был Ричард Крейн, и с ним, как и с его отцом, я был в постоянных сношениях.
В связи со всем этим я должен вспомнить и помощь, оказанную французским послом Жюсераном, о котором я уже упоминал; он нас всюду всячески поддерживал, также и у президента. Но главным образом я должен здесь привести имя влиятельного советника и друга Вильсона полковника Гауза, с которым я, как и с другими, разбирал весьма подробно все вопросы войны и ожидаемого мира.
Кроме этих постоянных личных сношений, приведу еще тот факт, что по мере надобности я подавал отдельным министрам и особенно Лансингу обширные меморандумы или краткие ноты, в которых разбирал и освещал со своей точки зрения важнейшие спорные вопросы.
Наконец, необходимо отметить, что сибирский анабазис привлек также внимание и симпатии Вильсона.
Мои отношения к Вильсону были чисто деловыми, я полагался, как и во всем нашем движении, на справедливость нашего дела и на силу своих доказательств. Я верил, как и верю до сих пор, что честных образованных людей можно убедить аргументами. Относительно президента Вильсона, как в устных спорах, так в своих меморандумах и нотах, я полагался исключительно на аргументы и на силу заботливо подобранных фактов. При этом я ссылался на заявления и труды президента. Я был знаком еще до войны с его трудами о государстве и развитии американского Конгресса; я прочел внимательно eгo речи и мог для усиления своих аргументов приводить из них цитаты.
Таким образом, я достиг того, что президент Вильсон и министр иностранных дел Лансинг шаг за шагом принимали нашу программу. Это не было лишь мое личное влияние; наше дело приобретало при помощи пропаганды и работы наших людей симпатии политического общественного мнения, а Австро-Венгрия их теряла. Перемену ситуации доказывает тот факт, что начальник отделения по делам Ближнего Востока в Министерстве иностранных дел Патней, известный в Америке юрист-писатель, защищал наш взгляд на австрийский вопрос в меморандумах, написанных для Лансинга как раз во время моего пребывания в Америке. Патней знал нашу антиавстрийскую литературу и был в сношениях с секретарем Перглером.
Иван Александрович Ильин вошел в историю отечественной культуры как выдающийся русский философ, правовед, религиозный мыслитель.Труды Ильина могли стать актуальными для России уже после ликвидации советской власти и СССР, но они не востребованы властью и поныне. Как гениальный художник мысли, он умел заглянуть вперед и уже только от нас самих сегодня зависит, когда мы, наконец, начнем претворять наследие Ильина в жизнь.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Граф Савва Лукич Рагузинский незаслуженно забыт нашими современниками. А между тем он был одним из ближайших сподвижников Петра Великого: дипломат, разведчик, экономист, талантливый предприниматель очень много сделал для России и для Санкт-Петербурга в частности.Его настоящее имя – Сава Владиславич. Православный серб, родившийся в 1660 (или 1668) году, он в конце XVII века был вынужден вместе с семьей бежать от турецких янычар в Дубровник (отсюда и его псевдоним – Рагузинский, ибо Дубровник в то время звался Рагузой)
Лев Львович Регельсон – фигура в некотором смысле легендарная вот в каком отношении. Его книга «Трагедия Русской церкви», впервые вышедшая в середине 70-х годов XX века, долго оставалась главным источником знаний всех православных в России об их собственной истории в 20–30-е годы. Книга «Трагедия Русской церкви» охватывает период как раз с революции и до конца Второй мировой войны, когда Русская православная церковь была приближена к сталинскому престолу.
Написанная на основе ранее неизвестных и непубликовавшихся материалов, эта книга — первая научная биография Н. А. Васильева (1880—1940), профессора Казанского университета, ученого-мыслителя, интересы которого простирались от поэзии до логики и математики. Рассматривается путь ученого к «воображаемой логике» и органическая связь его логических изысканий с исследованиями по психологии, философии, этике.Книга рассчитана на читателей, интересующихся развитием науки.
В основе автобиографической повести «Я твой бессменный арестант» — воспоминания Ильи Полякова о пребывании вместе с братом (1940 года рождения) и сестрой (1939 года рождения) в 1946–1948 годах в Детском приемнике-распределителе (ДПР) города Луги Ленинградской области после того, как их родители были посажены в тюрьму.Как очевидец и участник автор воссоздал тот мир с его идеологией, криминальной структурой, подлинной языковой культурой, мелодиями и песнями, сделав все возможное, чтобы повествование представляло правдивое и бескомпромиссное художественное изображение жизни ДПР.