Мировая революция. Воспоминания - [73]

В Соединенных Штатах есть значительное количество переселенцев из числа венгерских малороссов. Скоро встретился я и с ними, так как они были знакомы с тамошними словаками и чехами. Они вступили в Среднеевропейскую унию и были представлены д-ром Жатковичем. Первые предложения от лица русин мне сделал Пачута; он был в сношении с нашими словаками и представлял русофильское, отчасти даже православное направление. Д-р Жаткович был представителем большой части малороссов, тех, которые были организованы церковно и были преданными католиками, униатами. Политически мало кто из них был точно ориентирован. Интеллигенция, приходившая из дома, была воспитана по-мадьярски. Мало кто, даже из тех, кто признавал свою национальность, умел правильно говорить на своем языке; каждый говорил на своем местном наречии, а у более образованных можно было наблюдать, что лишь теперь, во время разговора, они начинают создавать некоторые грамматические формы и слова. Это и понятно, ведь во время венгерского владычества у них не было школ. Сами себя они называли угорскими русинами (по-английски: Uhro-Rusins, Rusin Greek Catholic Churches, Rusinia; направление Пачуты: Carpatho-Russians); как католики они были очень сильно против великорусского православного направления, по этим же причинам они отвергали и украинцев, видя и в них православных. Но они были настроены и против галицких малороссов. В лингвистическом отношении, как уже сказано, они были у самого начала литературного языка, держались своего наречия (собственно – наречий), более с историческим, чем фонетическим правописанием, чем и отличались от украинцев.

При дискуссиях Среднеевропейской унии они учились и узнавали политическое положение и возможное отношение к соседним народам. Они начали встречаться с поляками, украинцами и румынами; о мадьярах они были, конечно, лучше осведомлены, и те вели среди них оживленную агитацию. Наконец, русины решили сами, что присоединяются к нам.

Впервые они вынесли постановление о своей политической будущности на своем съезде 23 июля 1918 г. в Гомстеде; они выразили здесь свои пожелания еще предположительно: если невозможна полная независимость, то русины должны будут соединиться со своими братьями в Галиции и Буковине; если невозможно и это, то они должны получить автономию. В каком государстве, сказано не было. Но уже 19 ноября они созвали второй съезд в Скрэнтоне, и на нем было постановлено, что русины с широчайшей автономией, как государство на федеративном начале, присоединяются к Чехословацкой Республике; как видно из терминологии, постановление было сделано по американскому образцу, у которого, конечно, не было много общего с условиями жизни в Венгрии и Австрии. Они требовали, чтобы к этой Руси были присоединены все «первоначально» русинские подкарпатские жупы бывшей Венгрии. После этого русинские организации устроили голосование по своим приходам, и большинство высказалось за присоединение к Чехословакии. Я получил от д-ра Жатковича об этом меморандум. Я сам обращал его внимание на главные русинские задачи, особенно на культурный и экономический вопрос. Я указывал на затруднения финансовые, которые возникнут в освобожденной Подкарпатской Руси, на недостаток чиновников, учителей, а также и священников, которые бы могли служить народу на его языке. Я наблюдал также некоторую натянутость между униатскими русинами и словаками; чехи для них были более приемлемы, чем словаки.

Что касается языка, то я одобрял заведение у них в школах и в учреждениях малорусского языка. Если даже считать малорусский язык русским наречием, то все же по педагогическим причинам считаю введение этого языка более удобным. В этом отношении я принимал суждение самих великороссов, как оно было формулировано петроградской Академией наук и выдающимися русскими педагогами. Однако я обращал внимание на то, что малорусский язык на основе местного языка должен быть создан писателями, вышедшими из самого же народа; я опасался лингвистической путаницы, искусственного лингвистического синкретизма и предвидел тяжеловесные формы, которые бы могли возникнуть из писаний бюрократов. Что касается русофильского направления, стремящегося к великорусскому языку, то я не видел причин, почему бы ему как меньшинству, подобно как и другим меньшинствам, ставились преграды.

Ведь в нашем народе есть аналогичное (аналогичное – не тождественное) явление в употреблении словацкого языка как литературного.

Наконец, я припоминаю, что я очень подробно обращал внимание д-ра Жатковича на политическое значение его родины и на затруднения, которые возникнут вследствие соседства с Польшей, с галицийскими и румынскими украинцами и с мадьярами. Но д-р Жаткович, а равно и остальные руководящие деятели среди русин, взвесив все обстоятельства, честно признали, что присоединение к нам для них является наиболее желательным.

Как в Париже велись переговоры относительно Подкарпатской Руси и как действовали сами русины у себя дома, относится уже к эпохе мирных переговоров. Вспоминаю лишь то, что образовалось три национальных совета (пряшевский – ужгородский – густский), которые через некоторое время соединились и провозгласили окончательное присоединение к Чехословацкой республике 8 мая 1919 г.