Мировая холодная война - [47]

Черчилль почти что колебался между надеждой и отчаянием. Периодически его речи звучали весьма оптимистически. Так, выступая перед палатой общин 24 мая 1944 г., он сказал:

«Глубокие перемены произошли в Советской России. Троцкистская форма коммунизма полностью выметена из страны. Победа русских армий приведет к гигантскому укреплению мощи русского государства и несомненному расширению его кругозора. Религиозная сторона русской жизни теперь переживает удивительное возрождение».

Согласие Молотова на предоставление Франции западной сфере влияния, конечное американо-английское согласие на «итальянскую формулу» в Румынии, растущее американское влияние на Дальнем Востоке, фактическое образование западноевропейского блока создавало новую международную обстановку. Не следовало упускать «вожжи истории» — и Черчилль был самым быстрым среди тех, кто видел мировые перемены. Более всего с весны 1944 г. его мучило укрепление левых сил в Греции и Италии. Что будет с Балканами, и, главное, какие силы заполнят вакуум в Германии? Черчилль делится самыми сокровенными мыслями с врачем Мораном.В мае 1944 г. английское руководство обсуждало проблемы взаимоотношений с СССР в беседах с новым советским послом в Лондоне Ф. Т. Гусевым. Впервые вопрос был поставлен quid pro quo: согласиться ли Россия не посягать на британские интересы в Греции, если Британия признает зоной предпочтительных интересов Румынию? Русский ответ последовал 18 мая и он был положительным. Гусев спросил только Идена, достигнута ли у англичан договоренность по этому поводу с американцами? Для англичан это был непростой вопрос.Тем не менее британская дипломатия должна была смотреть реальности в глаза — Советская армия выходила на Балканы. 8 июня Лондон помянул в своих дискуссиях Болгарию и Югославию. Британцы не могли согласиться с «отсутствующей» дипломатией Вашингтона. Британский посол в Вашингтоне лорд Галифакс, рискуя многим, позволил себе напомнить государственному секретарю Хэллу, что «мы следуем за руководящей линией Соединенных Штатов в Южной Америке так далеко, насколько это только возможно». Он желает остановить большевизм. Он желает проделать эксперимент. Рузвельт ответил Черчиллю согласием только тогда, когда тот обозначил свой эксперимент строгими временными рамками — три л Черчиллю согласием только тогда, когда тот обозначил свой эксперимент строгими временными рамками — три месяца.

Со своей стороны посол Громыко 1 июля 1944 г. запросил мнение государственного секретаря Хэлла по поводу советско-британской предполагаемой договоренности. 15 июля Хэлл ответил, что США готовы поддержать «временное» соглашение такого рода. Советские дипломаты дали понять, что без одобрения США подобные соглашения не имеют реальной силы. Но Черчилль верил в свою звезду и летом 1944 г. был очень активен в выработке всевозможных схем, главной целью которых вывести из-под объективного русского влияния максимум возможного. Речь шла о союзах вокруг Польши, Балканской конфедерации, Дунайской конфедерации. В Тегеране Сталин сказал, что приветствует любые схемы, кроме тех, целью которых является замкнуть Советский Союз подальше от основных мировых дорог. Сordon sanitaire был для СССР неприемлем.

В августе 1944 г. Сталин настаивал на создании Европейской политико-военной комиссии для выработки единой союзнической политики. Советский посол в Лондоне И. Майский долго беседовал с Иденом на эту тему: «Возможно создание сфер влияния, сфер сотрудничества. Если Запад исключит Россию из средиземноморских и французских дел, то России ничего не останется, как вести себя подобным же образом на Востоке Европы».

Стремясь увидеть Сталина и решить с ним вопросы, касающиеся Восточной Европы, Черчилль посчитал необходимым сделать публичными самые лестные оценки советских военных усилий. Сталин «отверг авантюризм Троцкого в 1920-е годы, когда Россия была слаба; он безжалостно дисциплинировал крестьянство и рабочих чтобы сделать Россию сильной; он ликвидировал своих военных вождей; у него не было иллюзий относительно ценности британских обещаний после напущенных обязательств открыть второй фронт, он полагался лишь на собственные ресурсы. Британия имела престиж, она имела уважаемого лидера, но Сталин знал, что Британия больше не правит судьбами капиталистического мира и у него не было иллюзий относительно отношения Черчилля к большевизму. Любое соглашение, которое исключало Соединенные Штаты мало чего стоило».

Делая 28 сентября 1944 г. в палате общин оценку сложившейся ситуации на фронтах, он сказал, что британские и американские союзники «никогда не должны забывать о неизмеримых услугах, которые Россия оказала в общем деле. Выстояв в течение долгих лет страданий, она сумела выбить жизнь из германского военного монстра». Россия, — добавил Черчилль, — «сдерживала и уничтожила большую часть противостоящих нам сил, чем все те, кто сражается с немцами на Западе. И она за эти долгие годы заплатила огромную цену. Именно на нее упала основная тяжесть борьбы в наземных сражениях. Будущее мира и, конечно же, будущее Европы зависит от сердечности, доверия и понимания ассоциации народов Британской империи, Соединенных Штатов и Советской России».