Мирные завоеватели - [18]

Их гладко выбритые головы отражали лучи солнца и они равнодушно смотрели на воду и курили длинные «янь-тай». Рулевой — высокий рослый китаец в светло-голубом халате и белых башмаках — стоял у руля и внимательно смотрел вперед, ища глазами появляющиеся на горизонте, то белеющие паруса, то дымки еще скрывающихся за горизонтом пароходов.

Для людей, знающих Китай, личность рулевого не представляла собой загадки. Слишком нежное и благообразное лицо и холеные руки с длинными тонкими пальцами и чистыми, отточенными ногтями свидетельствовали о том, что рулевой большой рыбачьей барки с развевающимися на верхушках мачт кумачовыми драконами не был ни рыбаком, ни купцом. Его можно было бы скорей назвать военным, так как осанка его и спокойный, привыкший отдавать приказания голос резко бросались в глаза. Но слишком тревожный взгляд, которым он окидывал горизонт, и эти нежные, нетрудовые руки говорили о другом.

И наблюдатель не ошибся бы. Рыбачью китайскую барку вел Мый-Ли, известный вождь хунхузов, так часто нападавший на Западную Корею и всегда скрывавшийся в китайском городе Фын-Хуан-Чене. Казалось удивительным, каким образом и для чего хунхузская барка шла в сторону населенных русских берегов, где ей предстояла неминуемая встреча с таможенными и военными пароходами. Всякий набег на прибрежные русские поселения неизбежно должен был окончиться неудачей, так как слишком хорошо была поставлена в этих тревожных местах охрана. Проникнуть в города через леса, из какой-нибудь глухой бухты, как залив Опричника или бухта Находка, было бы делом неразумным и слишком бесцельным.

Вот почему появление самого Мый-Ли в этих водах означало собой предприятие, более обдуманное и руководимое иными соображениями и выгодами, чем те, какими мог руководствоваться хунхузский вожак.

Когда до острова Аскольда оставалось не более десяти морских миль, из трюма на палубу вышел молодой, краснощекий юноша, одетый в щегольской костюм туриста и с биноклем, висящим на тонком ремне. Он приветствовал небрежным движением руки Мый-Ли, стоявшего на руле, и подобострастно кивавших ему головой матросов, молчаливо куривших свои бесконечно длинные трубки.

— Все в порядке! — сказал Мый-Ли. — Кругом ни одного судна, и я думаю, что мы могли бы войти незамеченными в Амурский или Уссурийский заливы. Быть может, попробовать?

На этот вопрос европеец долго не давал никакого ответа и наконец, растягивая слова, небрежно бросил:

— Нет! Вы высадите меня на берегу, напротив острова Путятина. А сами уйдете в море и вернетесь за мной лишь тогда, когда на берегу вспыхнет большой костер.

Юноша несколько раз прошелся вдоль борта, а затем снова подошел к Мый-Ли и, повернувшись спиной к матросам, передал ему пачку денег, сказав:

— Вы исполнили часть задачи, которую вы приняли на себя. Вот первая плата.

Черные, блестящие глаза Мый-Ли сверкнули и он улыбнулся, оскалив ослепительно белые, как у волка, зубы.

— Тау-си, Тайе![20] — сказал он.

Скалы Аскольдова острова сделались совершенно отчетливыми. Высокие, остроконечные, похожие на башни обветренные столбы с растущими на верхушках их одинокими дубами, с глубокими, как морщины на старческом лице, расселинами, заросшими мелким кустарником багульника вперемешку с низкорослым дубняком и тальником; сверкающие серебристыми лентами ручьи, падающие с большой высоты по вырытым водой руслам в темно-красных скалах и целые стаи белых чаек, заунывно кричащих и спорящих из за добычи, — все это было как на ладони. В бинокль европеец различал также несколько домиков, построенных на самом берегу, у прибрежных скал. Белые бурны бились там и, казалось, что они кинутся на эти маленькие избушки, разобьют и унесут их в море. Но Мый-Ли погрозил в их сторону кулаком и сказал, обращаясь к юноше:

— Там корейцы! Они следят за морем, и не раз люди с наших барок вырезали их до последнего человека. Но все новые и новые приходили сюда корейцы; теперь они вооружены и могут оказать сильное сопротивление. А недавно еще этот остров был неприступным гнездом, где скрывались мы, вольные люди, когда нам тесно становилось в Китае или когда нас слишком угнетали, требуя от нас откупа, правители наших провинций, все эти цзянь-цзюни, фуду-туны и дао-таи…

Барка проходила в это время совсем в виду Аскольда.

— Взгляните! — сказал Мый-Ли и протянул руку в сторону острова. — Вот там, на уступе над скалами, виднеются двое корейцев в их глупых белых кофтах. Они смотрят теперь на нас и соображают, куда мы держим путь.

Действительно, две белые точки копошились на небольшой остроконечной горе, поднимающейся над небольшим поселком.

Случайная туча набежала на солнце, потемнело море, и сразу стал свежее ветер. Издалека стали набегать с шумом и плеском волны, увенчанные белоснежными барашками. Качнуло барку, сразу надулись паруса, напряглись все шкоты, согнулись и заскрипели мачты, и ветер заиграл среди снастей и в туго натянутом полотне парусов. Широконосая барка быстрее понеслась по волнам, и перед собой несла она белый бурун, а за кормой вилась длинная пенистая дорога, обозначая след прошедшего судна. Барка шла быстро. Видневшиеся вдали синеватые очертания берега становились все заметнее и определеннее, и по мере того, как росли волны, то и дело высоко вскидывающие барку, росли и горы, тянущиеся вдоль всего берега. Барка шла мимо большого острова; на пологом берегу его виднелся лес, а на просеке, спускающейся к самому морю, стоял большой дом.