— Ясно, Юля, давай свою шпору, — хорошо хоть, почерк у неё покрупнее моего и поразборчивее, так что не зависну, уткнувшись в бумажку а-ля один бровастый генсек, — Предпосылки гракховщины — так предпосылки гракховщины.
Снова звенит гонг, и начинается последний урок. Напоминаю третьеклашкам аграрную ситуёвину раннереспубликанского Рима, этого мужицкого рая, в котором все крестьянствуют, и сенатор-консуляр точно так же работает на своём наделе, как и самый простой крестьянин-легионер, и вся разница между ними только в том, что у сенатора земли поболе, а на ней и скота, и обрабатывать её ему помогают несколько рабов. Рисую мелом на доске схему — маленькие прямоугольники крестьянских наделов, югеров от пяти до десяти, прямоугольниики побольше, югеров на тридцать — всаднические, ну и немного ещё побольше — знатнейших и богатейших сенаторов, югеров на шестьдесят. Расчертив таким манером половину доски, объясняю классу, что это — частные владения римских граждан, а вот эта вторая половина доски — общественная земля всего римского народа в целом. Из неё получают наделы новые граждане, которым не светит унаследовать надел от отца — я расчертил такими же прямоугольничками, только пунктирными, примерно треть свободной половины доски. После этого показываю школоте оставшуюся часть, весьма немалую, и объясняю, что эту землю, чтобы она не простаивала зря и приносила римской казне хоть какой-то доход, государство сдаёт в аренду тем частникам, которые хотят её арендовать и в состоянии платить за аренду. И расчерчиваю большими кусками — от самого крупного из сенаторских наделов, и таких немало, до нескольких здоровенных и одного вообще громадного — на десятую часть всего общественного поля. Ну и объясняю классу, что пока вот эти маленькие пунктирные участки ещё не заняты, конфликта из-за земли нет — хватает всем. Но вот прошло поколение, граждане размножились и все эти участки заняли — обвожу пунктир сплошной линией. Теперь и эта земля — тоже частная, а вся общественная, какая осталась — занята арендаторами, и ещё через поколение уже для новых безземельных граждан государству придётся её у арендаторов отбирать, и тут уж конфликты неизбежны. Республика выкручивается, ведя войны и захватывая новые земли, полководцы не берегут солдат, потому как убитым земля не нужна, и острота земельной проблемы за счёт военных потерь снижается, но всему есть предел. Граждане-то всё равно продолжают размножаться. Наделы дробятся, и редко уже кто из крестьян имеет больше пяти югеров, а чаще — меньше. А тут у этих арендаторов, даже у самых мелких — югеров по шестьдесят, а то и по сто. Это же от двенадцати до двадцати пятиюгерных наделов или от шести до десяти — десятиюгерных! А вот эти, которые вообще здоровенные? Куда их владельцам столько, когда крестьян наделить нечем?
Подглядываю мельком в юлькину шпору и напоминаю классу, что происходит всё это на фоне борьбы плебеев с патрициями за свои гражданские права. В Риме ещё и долговое рабство не ликвидировано, и риск для плебея-бедняка угодить вообще в рабы — вполне реален. Ну и рассказываю школоте, что в основном арендаторы используют эти общественные земли для выпаса скота, и суть предложенного плебейскими трибунами Лицинием и Секстием закона об ограничении частных стад — в ограничении нужных для них пастбищ. Вытираю на доске большие прямоугольники, рисую такое же количество гораздо меньших — югеров на пятьсот, называю эту цифирь и объясняю, что это как раз нормальное пастбище на сотню коров и пять сотен овец с козами, больше которых иметь римскому гражданину возбраняется. И показываю классу освободившуюся в результате землю, которую теперь можно нарезать на крестьянские наделы. А оставленные крупным арендаторам пятьсот югеров — это сто пятиюгерных наделов или полста десятиюгерных, так что не особо сильно их обидели. Правда, не все обиженные были с этим согласны — третьеклашки рассмеялись, когда я рассказал им о нарушении этого закона самим же его автором и о наложенном на него за это весьма нехилом штрафе. И наконец, объясняю, что запреты подобного рода малоэффективны. Разве один только этот Лициний был таким? Другие — что, дурнее его? Рассказываю типовые схемы обхода ограничений и о том, что римскому сенатору запрещено обогащаться любыми иными способами кроме доходов с земли, и как им тут не стремиться к округлению своих владений? Тем более, что и другой способ есть — это рабство долговое для римских граждан уже отменено, а имущество за долги вполне отбирается, и отобрать надел у неспособного отдать долг разорившегося крестьянина — вполне законно. А как римским и италийским крестьянам не разоряться, когда служат многие из них вообще за морями и не по одному году? Вытираю мел с доски и вешаю на ней карту Средиземноморья. Показываю на ней Италию, Рим и все окрестные страны, где приходится служить мобилизованным в легионы римским гражданам. Говорю о войне с кельтиберами в Ближней Испании, солдаты которой не видели дома уже больше пяти лет — и показываю для сравнения наш «пятачок» с его трёхмесячными «войнами»…