Мириад островов - [18]

К этому «флёр-тюник» полагался тот палантин, который Галина уже взяла наизготовку, однако Барбе, не зная того, откопал нечто гораздо более древнее: жёсткую парчовую пелерину с капюшоном и узкий пояс, набранный из массивных серебряных звеньев. И в придачу — крошечные сандалии из позолоченной кожи, совсем ей незнакомые. В каком потайном углу отыскал?

Она снова закрыла дверь, поспешно сбросила с себя опозоренное, обтёрлась влажной тряпкой и набросила поверх бандье и келота новый наряд. Обулась, подпоясалась, накрылась парчой, подвесила на поясе гребень. Готова.

— Пойдёмте, Барб.

В Лутении бани были устроены почти на образец римских терм: открытая колоннада второго этажа — для освежающих прогулок, — два отдельных зала, в мужском — общий бассейн, в женском — несколько огромных каменных ванн и подобие ручья из подогретой воды, струящегося по узкому наклонному ложу. Отец не позволял ей плескаться в общем корыте, да и не очень-то хотелось: вид голых бабских телес отпугивал напрочь.

В захудалом портовом городке невозможно казалось ожидать чего-то лучшего. Однако после того как они с Барбе хорошо попетляли по кривым улицам, мостовая которых заросла травой, чернозёмом и навозом, а над мостовой угрожающе нависали днища балконов и вторых этажей, из глаза упёрлись в низкий фасад с двустворчатым порталом и довольно изящными, хоть и подслеповатыми оконцами по обоим его сторонам. Затянуты оконца были цельными роговыми пластинами с узором, а на дверях стоял явный швейцар.

— Чтобы кому не надо внутрь не заглядывал, — пояснил Барбе. — Сэния позволит за себя заплатить? Сущие гроши.

Что-то он вложил в ладонь привратника — ражего субъекта в красно-чёрной ливрее. Тот распахнул одну створку и пустил их в просторные сени.

— Что угодно — общий зал или кабинет? — спросил некто, завернутый в чалму и махровый халат, очевидно, распорядитель. — Кабинет остался всего один — на две персоны.

Барбе чуть нахмурился, объяснил:

— Сэния, в зале вполне пристойно — занавеси вроде ширм опускаются до самой воды, если захотите. Но в кабинете чаще спускают воду и моют. Я могу не заходить внутрь.

«Незнакомый город сроком на один день и одну ночь. Где уж было мне изучать закоулки. А Орихалхо (в уме это имя проговаривалось без помарок) — в его отсутствие я как собака без поводка. И привольно, и страшно, и голодно».

— Я знаю, Барб. Но всё-таки заходите.

«И плевать на пристойности-непристойности. Как поймёт — так пусть и понимает».

Их проводили по коридору с верхним освещением и открыли одну из дверей. Почти сразу же за порогом начинался лёд, густой пар стоял над ним, играя в столбах дальнего света из окошек.

— Мраморная плита по всему обводу, в водоём нужно просто шагнуть или сползти, — успокаивающе сказал Барбе, опуская на пол свою торбу. — Я и боялся, что вы не поймёте. Под полом трубы для того, чтобы греть, оттого и вода в бассейне, не очень большом, долго не стынет. Напустили её, пока мы шли по коридору, — тут всё рассчитано. Одежду вешают на крюк, мыло вон в той плоской чаше с ножкой, жёсткие и мягкие полотенца — на особом выступе. Видите, совсем близко. Если хотите, можно позвать банщика для массажа. Или банщицу.

В отличие от Галины, он так и не разделся, только присел на корточки, как посыльный в ожидании приказа, и вроде бы опустил глаза долу.

Мыло оказалось едким и ароматным сразу. Кажется, его надо было втирать в тело и волосы чем-то вроде мочалки из пенькового волокна, потом ополаскиваться и обтираться огромной хлопковой простынёй. Вода, доходившая до бёдер, чуть припахивала серой, но и это не портило удовольствия.

— Барб, вы же… как это литературней сказать? Взопреете и потом таким на волю выйдете. И столько воды вокруг пропадает. Здесь же друг друга не видать в тумане. Да разденьтесь хотя бы.

— Сэния Гали, вам обязательно подвергать вашим чарам каждого мужчину на пути? — ответил он ровным голосом. — Я, конечно, виноват перед вами.

— Что такое?

— Я ведь не ходок по девушкам, вовсе нет. Не стоило это затевать.

До Галины не сразу дошло, о чём это он. Фу, привыкла к рыцарским романам, в которых кавалер сидит в изголовье юной дамы и не смеет тронуть и пальцем… пока сама дама не захочет.

— Барб, я вас не насилую.

— Правда? Я кругом вам обязан, — продолжил он тем же тоном. — Это ставит вас на два ранга меня выше. И в совместном омовении нет ничего худого, если ни он, ни она не наложили на себя некий обет.

Доходило до неё всё же туго.

— Погодите. Вы хотите сказать, что такое подумали?

— Делал скидку на вашу малую осведомлённость. Вы приближались к цели шаг за шагом, ступень за ступенью — я же всякий раз считал, что сумеете свернуть в сторону. Но когда повеление так настойчиво…. Во всём Вирте кавалер должен войти к даме из одной благодарности к тому, что его пригласили.

— Я на такое шла с охотой. Но — в душе не хотела, наверное. Мне… я вовсе не боец, что там ни говори Орихалкхо. И мне было ужас как не по себе.

Барбе поднял голову, потом сразу поднялся на ноги:

— Так вы поняли намёки там, в зале?

— Гендер… Этот, простите, девка… — повторила она.

— Галина. Я ведь только для мужей пригоден, и то на деле не испытывал. За это ведь костёр, если обоюдно проявится. Не само по себе. Само по себе годится только гусей дразнить. На любого праведного монаха в точности такой же поклёп возводят. Возлегание с другими клириками.